Сергей выписывал на листок сначала только даты. Странный оказался список. Среди нормально записанных изредка встречались либо несуществующие, вроде 31 июня, либо стоящие явно не на своем месте. Но нашлось еще нечто странное. Сергей хоть и не очень хорошо ориентировался в ценах конца пятидесятых, но то, что денежная реформа была в 1961 году, помнил совершенно точно. Так вот, суммы тоже оказались странными, в большинстве своем либо пятизначные, пусть и через запятую, либо шестизначные, но легко приводимые к пятизначным отбрасыванием последнего нуля. Теперь список пополнился и разросся до вполне серьезного документа, только зашифрованного. Оставалась самая малость – отыскать ключ.

Глаза резало так, словно в них попал песок. Сергей оглянулся, Марина сладко спала, раскинувшись на широкой постели. Потерев ладонями лицо, он отложил исписанные листки, закрыл тетрадь. Предстоял трудный день, нужно было хоть немного поспать, за окном уже брезжил робкий рассвет.

Осторожно, чтобы не потревожить спящую, он поправил одеяло, заботливо укрыл и тихонько прилег рядом. Несмотря на дикую усталость, Сергей не мог уснуть. Ощущение того, что рядом находится та, о которой он столько мечтал, не давало покоя. Безумно, страстно хотелось обнять Марину, прижать к себе, почувствовать ее нежное трепетное тело… Сергей в очередной раз перевернулся. Кровать жалобно скрипнула.

Марина распахнула глаза, очень внимательно и вместе с тем строго посмотрела на него и вдруг, мягко улыбнувшись, сказала:

– Спи, Сереженька, у нас будет трудный день.

И смешно потерлась носом о его плечо. Сергей бережно прижал ее к груди, он хотел так много сказать Марине, но она уже спала, тихонько посапывая. Скрипнув зубами от досады, Сергей постарался отогнать крамольные мысли, дал себе слово, что днем обязательно поговорит с Мариной.

Он забылся лишь утром, коротким тяжелым сном. Когда Марина, уже одетая, умытая и благоухающая изысканным парфюмом, растолкала его к завтраку, Сергей с трудом открыл глаза. Сразу же пришлось садиться за руль и мчаться в больницу. Марининой бабушке стало хуже. Проведя у постели больной два часа, Марина вышла заплаканная и совершенно разбитая.

– Что будем делать? – спросил Сергей, когда она села в машину.

– Не знаю. Бабушка Владя просит привезти к ней нотариуса. Хочет составить новое завещание, – сквозь слезы сказала Марина.

– И где мы будем искать нотариуса? Ты знаешь поблизости хоть одну нотариальную контору?

– Нет, нужно спросить у кого-нибудь. Только сначала зайди к ней, бабушка хочет с тобой поговорить.

– О чем, если не секрет?

– Она ничего мне не сказала, но это очень важно. Сергей без особой радости прошел в палату.

Сильный больничный запах раздражал, заставляя морщиться. Подавляя раздражение, он присел возле кровати Владиславы Леонардовны. Лицо ее сильно изменилось за прошедшие сутки. Осунулось, заострилось, приобрело тот нездоровый цвет, который обычно бывает у тяжелобольных людей.

– Поближе сядь! Мне трудно говорить, – попросила старушка.

Когда Сергей придвинулся вплотную, Владислава Леонардовна взяла его за руку. Ее высохшая, слабая рука оказалась на удивление теплой и нежной.

– Выслушай меня внимательно. Марина замечательная девушка, но слишком молода, горяча и не способна пока принимать ответственные решения. Здесь ей особенно не на кого положиться. Я не хотела продавать дом. Мечтала, что когда-нибудь в нем поселится внучка, у нее будет большая, дружная семья. Да вот только жаль, что я этого уже не увижу. Вчера, после вашего визита, пришла Лара. Ты ее не знаешь. Она наша очень дальняя родственница. Мой отец в свое время крепко разругался с ее матерью. Вражда с годами не утихла, перешла в настоящую войну. Лара выросла в бедности, но, как часто бывает в таких семьях, жадность, тяга к богатству превзошла все ожидания. Вчера она мне угрожала. Требовала, чтобы я рассказала ей, где спрятаны сокровища. У нее очень грязные мысли. Такая женщина способна на все ради поставленной цели. Я чувствую, над домом сгущаются тучи. Ты должен защитить Маринку. Нельзя позволить злу овладеть ею. Не улыбайся, когда я говорю о сокровищах! Они в самом деле существуют. Теперь, когда они ничьи, получается, что принадлежат нашей семье. Они спрятаны где-то в доме. Разгадкой тайны являются тетрадь и Библия. Как прочесть послание отца, я не знаю… – Владислава Леонардовна говорила медленно, с трудом подбирая каждое слово. – Надеюсь, ты справишься. Главное – береги Марину. То, что спрятано, никому не принесет счастья. Я все понимаю. Лару уже не спасти, я не хочу, чтобы это затянуло еще и Маринку. Она пыталась меня успокоить, сказала, что ты ее муж. Пусть будет так. Я вижу, что ты ее любишь, и верю, что не дашь в обиду. А мужем ты для нее станешь, пусть не сейчас, со временем. Я верю тебе, знаю, что помыслы твои чисты и благородны. Поэтому документы буду оформлять на тебя. Что же касается сокровищ, постарайся сделать так, чтобы они достались Маринке. У нее ведь тоже было нелегкое детство. Конечно, мой отец помогал им как мог. Но вырасти без отца – не велико счастье. Ее родитель подался на заработки на Север, едва Марине исполнилось семь лет. – Она остановилась, переводя дыхание, немного отдохнув, продолжила: – Где-то год присылал кое-какие деньги, а после сгинул. Так и не объявился до сих пор. Может, впрямь погиб, а скорее всего, подженился и забыл о прежней семье. Такое часто случается. Хочу рассказать тебе о сокровищах и о том, откуда они появились. Мне эту историю поведал отец. Да и я уже тогда была не маленькая, многое понимала сама. Дело в том, что во время войны в нашем доме скрывалась еврейская семья. Причем не простая, а известнейшего в городе ювелира. В начале сорок второго года родители, оставив заболевшую дочку, попытались выбраться из города, но были схвачены и погибли в гетто. А девочка осталась с нами. Розочка была рыжеволосой и совсем не походила на еврейку. Уходя, Соломон Моисеевич, отец Розочки, оставил некоторую часть золотых монет моему отцу в качестве благодарности и на содержание дочери. Оставшуюся часть велел сохранить до той поры, пока сам не вернется или не придет его сын, тоже Моисей. Розочка жила с нами до конца войны. Даже после освобождения идти ей было некуда. Дом, в котором она родилась, сгорел. Как, впрочем, и наш. Но в нашем доме остался огромный подвал. В нем мы и жили, пока отец не построил новый дом на том же самом месте. Отец собирался рассказать Розе о сокровищах, оставленных для нее и ее брата, когда девушке исполнится восемнадцать, но не успел. За два дня до этого ее убили какие-то подонки. – Женщина надолго замолчала, видно было, что ей не только трудно говорить, но и больно вспоминать. – Поруганное тело Розы, все исколотое ножами, нашли возле крепости, на берегу Березины, только спустя неделю. Похоронили мы ее на еврейском кладбище. А вскоре отец начал разыскивать Моисея. Мы знали, что накануне войны он отправился в Москву поступать в консерваторию. С тех пор о нем ничего не было известно. Долгие годы отец писал в разные инстанции, но ничего утешительного так и не узнал. Только в шестьдесят первом пришло письмо из Центрального архива Вооруженных сил, в нем говорилось, что призванный одним из военных комиссариатов города Москвы Моисей Соломонович Коган погиб под Вязьмой в декабре 1941 года. Тогда-то отец и рассказал мне о сокровищах. Один из сыновей, Рудольф, с войны не вернулся, сложил голову под Прагой. Уцелевший Теодор вернулся израненный, женился, но вскоре тоже умер, так и не оставив наследника. Жена Теодора вторично вышла замуж и родила мальчика Сашу. Отец принимал огромное участие в делах Саши. Как-никак мальчик, пусть и не родной. Моя сестра, как и я, не нашла себе пару. Мужиков-то почти не осталось. Но сестра умудрилась все же родить Полину, маму нашей Маринки. Так что, получается, Марина прямая наследница. Тебе ее беречь. Ты серьезный сильный мужчина, должен справиться. Я чувствую исходящее от тебя тепло.