Чаша... молчала.

Яра, молчавшая большую часть пути, сказала рассудительно:

— Хорошо или плохо, но тот живой огонь... он сжигаетвсех врагов у нас на пути. Если такова ее мощь.

— Если бы ее гордости... — сказал Олегдосадливо. — Это когда-то ее власть не знала границ... Почти не знала.Помню, когда схлестнулись в первый раз... Не признала или прикинулась, что неузнала? Нет, старые боги не умеют прикидываться. Теперь властвует только наэтих болотах...

Женщина сказала неожиданно:

— Потому раньше попадался только пепел?

— Угадала. Но ее мощь слабеет с каждой верстой...

Томас смотрел подозрительно на волхва.

— Сэр калика, ты в самом деле намереваешься вернуть вэти земли языческую веру? Клянусь кровью Христа, я просто обязан тебе помешать!

Олег сказал сухо:

— Прогресс — это не новое, как все думают.

— А что же?

— Лучшее, сэр Томас. Лучшее...

Томас положил руку на рукоять меча. Голос был горьким, нополный решимости:

— Сэр калика, я глубоко чту тебя. Но я уже дралсянасмерть с противниками, которых почитал.

Он опустил забрало. Сквозь щель блистали синие, как небо,глаза. В них блестели слезы, но взгляд был твердым. Он обнажил меч. Остриенаправил в грудь Олега.

— Защищайся!

Олег пожал плечами.

— Я могу тебя ранить в драке, ногу перебить... Какдонесешь, хромой, чашу? Но ты мог бы меня зарезать во сне. Так надежнее.

— Я не язычник, — ответил Томас гордо. — МойГосподь все зрит. Он не простит мне предательства даже врага. Мне отвечать наСтрашном Суде.

— А, вот чего ты боишься, — понял Олег. — А яуж было поверил в эти байки про рыцарскую честь.

— Честь для рыцаря — превыше всего! Сэр калика, ты мнезубы не заговаривай. Защищайся!

Олег покачал головой.

— Не стану. Лучше ты меня зарежь, а я потом буду тебепо ночам являться... Аль у христиан мук совести нету?

Томас повращал глазами в ярости, затем в бессилии опустилмеч.

— Сэр калика! Ты поступаешь неблагородно. Ты хитрееменя, изворотливее, как все богопротивные язычники. Я не могу выстоять противтвоей сатанинской хитрости!.. Но я поступлю иначе. Я доверюсь тебе. И пусть,если ты меня обманешь, я буду являться к тебе по ночам, терзать твою совесть!

Яра просияла, едва, как ребенок, не захлопала в ладоши. Олегудивился:

— Какая ж у меня может быть совесть, если я все делаюпо наущению Сатаны?

Томас удивился еще больше.

— А как же? Сэр Сатана потому и был сброшен с небес,потому что, будучи почти равен Верховному Сюзерену, хотел сместить его и занятьего чертоги! Существо такого ранга должно быть наделено всеми высшимирыцарскими доблестями. Как же иначе?

Он говорил убежденно, с полной верой в свою правоту. Олегпокачал головой, не переставая удивляться каше в голове молодого рыцаря.

— А-а-а... Тогда понятно. Два медведя в одной берлогене уживутся. А ты, значит, перебежал на сторону победителя? Гм... Я думал, тытолько храбрый, а ты еще и предусмотрительный!

Томас задохнулся от такой «похвалы». К тому же молодаяженщина начала смотреть странно, отодвинулась.

— Я не перебежал! — завизжал он в ярости. —Два небесных войска столкнулись давно!.. Я тогда еще копья в руки не брал!.. Идед мой не брал!.. Еще тогда ангелы и архангелы, что пошли за Сатаной, былисброшены с небес и стали ангелами тьмы...

Олег понимающе вскинул брови.

— Ух ты... Тогда вообще ты выбирал без промаха. А то, неровенчас, загремел бы вверх тормашками. Сейчас бы у тебя рога были — во! А хвост-то,хвост!.. Впрочем, слепней им бить можно, ишь как докучают в дороге... Да и ввоинском деле, ежели постараться, можно так приспособить...

Томас безнадежно махнул рукой, ничего сэр калика непонимает. В чем-то не совсем туп, вон как гуся зажарил, а самых простых истинне понимает. Да и что ждать от язычников?

Утро выдалось холодное, неласковое. За ночь их накрылоросой, хорошо — не инеем. Когда Томас раскрыл глаза, калика уже сидел на пне.Глаза закрыты, пальцы перебирают обереги. На лице отрешенное выражение, нупрямо божий угодник просветленный! Умеет Сатана менять личины, умеет.

Чувствуя себя, однако, смущенным — рыцарю не присталовыказывать слабости, — кое-как вскочил, огляделся.

— А где наша женщина?

— Твоя-то? Пошла к ручью. Не понимаю, зачем баб так кводе тянет? Из уток их боги лепили, что ли?

Томас, не слушая неспешные разглагольствования, побрел кручью. Из-за широких и густых кустов слышался слабый плеск. Негромкий сильныйголос напевал что-то грустное, протяжное.

Он становился, не решаясь ступить дальше. Хрустнет сучок иливетка спугнет, а дура женщина решит, что за нею подглядывают!

Она стояла, обнаженная по пояс, в воде, неторопливонамыливала руки глиной. Томас затаил дыхание. Богиня леса и охоты! Тело былопокрыто легким загаром, словно эта язычница после купаний бегала голышом подсолнцем!

А может, и бегала, сказал Томас себе в смятении. Язычники,им божеские заповеди нипочем.

Постепенно он высунулся настолько, что проклятый сучоквсе-таки хрустнул с такой силой, что Томас сам подпрыгнул от неожиданности.

Яра оглянулась, ее брови приподнялись, а губы чутьраздвинулись в усмешке.

— А, сэр Томас... Искупаться решил? А я уж было решила,что ты, как ваши угодники, всю жизнь не моешься и вообще воды боишься. Да ипанцирь тебе сполоснуть изнутри не мешает...

— Да я... — промямлил Томас. Густая кровь прилилак ушам с такой силой, что он отодвинулся от веток, чтобы не поджечь их. —Я только...

Она нырнула, на поверхность всплыло мутное пятно, что тут жепошло растягиваться длинной лентой вниз по течению. Вынырнула она ужечистенькая, как облупленное яичко. Улыбнулась:

— Да ты, никак, в самом деле воды боишься?

Томас стиснул зубы. Был один в войске, воды избегал, даже отдождя прятался. Оказалось, как дознался отец Квинтий, войсковой прелат, был всговоре с дьяволом, посещал сатанинские гульбища и лежбища, имел тайные знакина теле, подтверждающие кровный союз с врагом рода человеческого.

— Я христианин, — сказал он с вызовом.

— Христиане тоже, бывает, моются, — возразила она.

Томас с проклятиями, но сильно бьющимся сердцем, началснимать доспехи. Яра легла на воду и поплыла. В темной воде ее телопоблескивало в струях, как серебряная рыбка.