– Угу, – только и могла, что мычать Влада, поддакивая, показывая, что ещё не упала в обморок, а слушает и слушает внимательно.

– Но, когда она вернулась, афая показала ей, кто в доме хозяин. Фартапис был позабыт, вы – тоже, ей приказали найти подход к лорду–защитнику Иегерии и снабжать Тангарию самой свежей информацией. Кстати, Амелика не раз говорила, что хочет ребёнка, ей постоянно виделась маленькая девочка. Дядя… то есть Хэвард даже сперва думал, что она из–за этого его бросила – ушла в ваш мир, чтобы стать обычным человеком и родить ребёнка. Кто же знал! Ой, лиа… Простите!

Владислава не могла говорить. Слёзы катились градом, падая в кофе, на одежду, но ни звука не вырвалось из горла – она не могла дышать.

Мама. Мама. Мамочка.

Рыжая Амелика.

– Лиа, лиа! – доносились голоса откуда–то издалека, но Влада уже никому не могла ответить – находилась в блаженном обмороке.

Тем временем в Иегерии. Королевский дворец.

В тайном кабинете лорда–защитника стоял полумрак, тихонько гудел камин, изредка потрескивали прогорающие дрова, и беседа правителей страны текла в неспешном и умиротворяющем ключе, хоть её содержание было не столь простым и приятным.

– Как думаешь, он определился? – голос короля звучал ровно, он был готов к любому исходу.

– Август примет верное решение, ведь его воспитывали мы, – не усомнился в брате Хэвард. – Он больше похож на тебя, чем на меня, будет тебе опорой и поддержкой.

– Я бы на его месте остался на Земле, – не согласился Гефестион. – Помнишь ведь, как ему там понравилось? Сперва, конечно, непривычно жить по–простому, но мы так устроены, что привыкнуть или перестроиться не составит большого труда.

– А если запастись амулетами, как некоторые, можно ни в чём себе не отказывать даже там.

В голосе Хэварда звучало непривычно много эмоций, и Гефестион хмыкнул. Вот уж от кого не ожидал столь яркой реакции. Афая Гутрун, конечно, здорово их удивила, но зацепить отстранённого и недоверчивого лорда–защитника Иегерии было непросто, а здесь сработало и сработало мгновенно.

«Всё же зря я попытался отобрать у него Владиславу. Но кто знал, что он привяжется к ней по–настоящему. Так несвоевременно… Н-да, как обычно и бывает», – недовольствовал он.

– Хэв, не злись, это ничем не поможет. Афая, как и все женщины, коварна, её план оказался жесток и гениален одновременно, потому и сработал. Амелика – красивая женщина, умная, естественно, она привлекла твоё внимание. Уверен, эти её мечты о ребёнке, что тебя тревожили и раздражали – тоска по той жизни, на которую Гутрун поставила блок. Женщины с тайной, с запечатанным горем, для такого мужчины, как ты, наиболее привлекательны, так как не кажутся поверхностными и пустыми.

– Ты прав. Но, Геф, Амелика – ладно! Пускай! Мне дела нет до её личной жизни. Но Владислава не воспитывалась в нашей семье и никогда не примет положение вещей. Для неё семья – это выплаканные слёзы, наверняка она возводила мать на пьедестал посмертно, как и ты – свою, как я. А здесь такое.

– Прости, но меня это только развлекает, – признал Гефестион честно. – Когда живёшь столько, сколько я, по–другому смотришь на всю эту наносную чепуху. Если спокойно, без эмоций, разобрать ситуацию, никто из вас не виноват.

– Амелика…

– Амелика – марионетка афаи, – перебил жёстко король. – Твоя рыжая уже давно находилась бы в счастливом браке со своим Фартаписом, небось, после академии бы туда и упорхнула, ты бы даже не узнал её. Я почти уверен, что она вспомнила о дочери только сидя в твоём саду, где её никто не мог контролировать, даже боги. Амелика гениальна. Первый случай в истории, когда власть шаманки, да не просто шаманки, а верховной, была так ловко сброшена со счетов. Я до сих пор в восхищении и не могу понять твоё бешенство. Рыжая наверняка сидела в саду и строила планы, наполняла амулеты, может, даже нашла способ общаться со своим дуксом…

– И спать со мной, – скривился Хэвард.

– Ну, в обычной жизни она слушала Гутрун безоговорочно. Быть может, даже не помнила того, что происходит в саду. Шаманка хорошо чистит память, этого не отнять. Их ритуалы…

– Кстати, о ритуалах. Мне кажется, я довольно внятно объяснил свою позицию в отношении Владиславы. С чего ты начал ритуал передачи права? – мгновенно переключился Хэвард.

Чаще всего он понимал мотивы отца. Все его поддразнивания в отношении Владиславы сперва выглядели как подзуживание к серьёзным отношениям. Они бы помогли сохранять человеческую сущность и сопротивляться силе дракона, выжигающей изнутри ледяным холодом. Но как только Владислава приблизилась к разгадке или, как только король догадался о происхождении девушки, а это вполне было ему по силам, учитывая, что дукс Фартапис уж слишком внимательно разглядывал её – то ли знал, то ли чувствовал родство. Она тут же понадобилась ему в роли королевы.

Зачем?

«А я даже не догадался, пока меня носом не ткнули, всё думал, он хочет забрать её у меня. Так, так, так, постойте. Если Амелика – дочь Тангарии и Иегерии, а дукс Фартапис – сын Архара и Груфиса, то Владислава у нас – невероятный случай стечения всех энергий и представитель четырёх стран. И Гефестион, конечно же, давно об этом догадался! Надо спросить Августа, в курсе ли он», – сделал заметку на память Хэвард.

– Я не хотел тебе говорить, – начал король, и его сын едва удержался от ехидного комментария, – ведь ты уже давно собираешься уйти, а мара Цевер никак не могла понести дитя. Лиа Владислава легко приняла твою силу, приняла бы и мою. Она нужна миру и мне куда больше, чем тебе, Хэвард. Она – то зерно равновесия, что нужно нашей земле. Если она родит дитя от принявшего силу дракона, может, мы сможем с ними сосуществовать на партнёрских основаниях, а не чувствовать себя жертвами эксперимента высшего разума.

Каждое слово короля было взвешено и разумно. Каждое – находило отклик в сердце лорда–защитника. Но в душе зрело негодование. Сила дракона в нём неистовствовала, требовала отмщения, однако человеческое, разумное останавливало, объясняло, что нельзя относиться к человеку, как собственности, а к любимому – как к собственности, у которой вообще нет прав ни на что, лишь быть рядом и подчиняться безусловно. Он жил с этим всю жизнь, но сейчас даже разумная его часть отказывалась идти на такие жертвы.

– А ты не думал, что она смогла бы понести дитя от меня? – цедя слова, произнёс Хэвард. – Раз она такая особенная, носитель нужного нам равновесия, ещё и привязанная к другому миру, с которым мы рано или поздно планируем наладить добрососедские отношения, у неё вполне могло получиться.

– Со мной шансы выше, а эффект сильнее, – Гефестион не собирался реагировать на злость сына. Он знал, что прав. Знал, что его решение самое верное. Но в этот раз тот не собирался прислушиваться к разуму.

– Владислава – моя женщина, – рыкнул снедаемый ревностью мужчина.