Меня ведут через весь зал на сцену в дальнем его конце. Наши ребята сидят за стоящим там столом. Сисси права: все они пополнились килограммами. Щеки округлились, лица выглядят расслабленными и спокойными.

Все рады меня видеть: Бен, Дэвид и Джейкоб подскакивают и бросаются мне на шею.

— Бен! — восклицаю я, устраиваясь за столом. — У тебя щеки, как воздушные шары!

Все смеются, Джейкоб продолжает шутку.

— Все восемь килограмм, которые Бен набрал, отложились исключительно на его щеках, — он тянет руку и по-доброму щиплет Бена за щеку.

— Сколько мы здесь? — спрашиваю я. — Три дня или три месяца? Посмотрите, как вы раздобрели!

Бен щупает себя за бок и улыбается.

— Нас трудно упрекнуть, — смеется он. — Еда здесь просто сумасшедшая.

Наш стол не единственный на сцене. Другой — куда массивнее, с такими мощными ножками, что, кажется, они вырастают прямо из сцены, — стоит у ее переднего края. На накрахмаленной скатерти поблескивают тарелки и серебряные столовые приборы.

— Там сидят старейшины, — говорит Джейкоб, не сводя глаз с дверей кухни.

Как по знаку, в зал входит группа старейшин. Все тут же встают и склоняют головы в знак почтения. Старейшины шествуют к столу, их округлые животы покачиваются над ремнями. Крагмэн входит последним. Только когда он садится, за ним следуют остальные старейшины, а потом и мы все. Все это сопровождает удивительная тишина. Даже скамейки отодвигаются почти бесшумно. А потом мы все сидим неподвижно, никто даже не шевелится. Наконец Крагмэн берет кружку и встает. В этот момент я замечаю, что Сисси с нами нет. Если подумать, она исчезла в тот момент, когда мы вошли в обеденный зал.

— Сегодня мы вновь собрались здесь, чтобы отпраздновать прибытие наших доблестных путешественников. Им пришлось проделать долгий путь и преодолеть немало опасностей. И все же они здесь, такое чудесное происшествие заслуживает того, чтобы его отметить, и одного праздничного ужина недостаточно. За наших братьев — потерянных и вновь найденных.

Он делает паузу, раздаются аплодисменты. Крагмэн тепло смотрит на нас.

Я наклоняюсь к Эпафу.

— Где Сисси? — шепчу я.

— Шшш, — говорит он, даже не поворачиваясь. Его взгляд устремлен на Крагмэна.

— Те из нас, — продолжает Крагмэн, — кому посчастливилось говорить с ними, могут подтвердить: они добры, умны, разумны. Они прирожденные воины. Мы приветствуем их как членов семьи: протягиваем им руки, с радостью принимаем их в объятия, как новых граждан нашей Миссии. А сегодня наша радость стала полной, — говорит он, театрально повышая голос. — Ведь Джин, бесстрашный лидер наших новых друзей, наконец исцелился от болезни, лишившей его сил. Поблагодарим старейшину Нортрамптона за его опыт и настойчивость, которые помогли вернуть Джину здоровье. Я рад сообщить, что молодой Джин переедет из клиники в дом, хоть мы еще не решили в какой.

Старейшина Нортрамптон благодарно склоняет голову.

— Помолимся, — говорит Крагмэн. Все головы, как одна, опускаются в поклоне. — Великий Податель, мы благодарим тебя за обилие еды и питья, радости и солнечного света, который ты даешь нам каждый день. Мы благодарим тебя за выздоровление, которое ты подарил нашему новому брату, Джину. Мы молим тебя о том, чтобы в своей мудрости ты в нужное время доверил Источник нашей надежной заботе. Велика твоя благосклонность к нам, велико твое милосердие, велика твоя доброта и велика твоя защита, простираемая над нашей благословенной общиной.

Он кивает девушке, стоящей у дверей кухни, и в этот самый момент еда начинает литься рекой — девушки, переваливаясь с бока на бок, разносят ее по залу.

— Где Сисси? — спрашиваю я Джейкоба, который сидит по другую сторону от меня. Он не слушает, следит за тем, как несут еду.

— Сидит с другими девушками, внизу, — небрежно бормочет он. — Девушкам на сцену нельзя.

— Вы должны были настоять, чтобы Сисси…

Но он меня больше не слушает. Он отвернулся, наклонился к Дэвиду и что-то говорит по поводу первых блюд, которые несут к нам.

Я ищу Сисси среди рядов девушек. Она сидит вдалеке, среди этого человеческого моря, так же спокойно и тихо, как остальные. На мгновение наши взгляды встречаются, но к столу тут же подходит группа девушек с тарелками, заслоняя вид.

Еда, исчезающая почти с той же скоростью, с которой ее принесли, действительно потрясающая. Все блюда, поданные такими горячими, что от них идет пар, имеют экзотические названия, которые объявляет нам девушка, принесшая их. Она не успевает поставить тарелки на стол, как ребята жадно на них набрасываются.

— Эпаф! — говорю я. — Надо сделать что-нибудь, чтобы Сисси поднялась к нам.

Он отрицательно качает головой, продолжая жевать.

— С ней все в порядке. Девушки едят внизу, таков закон, — бормочет он с набитым ртом. Он запихивает в рот все больше еды, стараясь не отставать от потока, льющегося из дверей кухни.

Я следую его примеру, понимая, что чудовищно голоден. Хороший знак, значит, я действительно выздоравливаю. Еду все несут и несут: горячую, поджаренную — мясо кроликов и белок, свиней и коров. Самые изысканные соусы, от ароматов которых начинают течь слюни.

— Откуда появляется вся эта еда? — задаю я вопрос, ни к кому не обращаясь.

После двух десертов мы откидываемся на спинки стульев, спокойные и наевшиеся до отвала. В дальнем конце зала раздается звон колокольчика. В тот же момент все откладывают приборы. Со скрипом отодвигаются скамейки, и все встают. Сидеть и продолжать есть остаются только старейшины. Одна из девушек выходит в центр зала.

— Чтение законов, — объявляет она громким, ясным голосом. — Закон первый!

— Всегда ходите группами по три или больше, — гремит в унисон остальной зал. — Одиночество запрещено.

— Закон второй! — восклицает девушка.

— Всегда улыбайтесь с радостью, которую дарует нам Податель.

— Закон третий!

— Подчиняйтесь старейшинам, как самому Подателю.

Все остаются стоять, когда один из старейшин, продолжая жевать, поднимается со своего места:

— У нас замечательные новости. Сегодня мы отмечаем дни рождения Кэсси, Фионы и Сэнди. Кэсси и Фиона сегодня будут ночевать в таверне. Сэнди будет спать после обеда здесь.

Девушки не отвечают.

Старейшина садится обратно. Все рядами выходят из зала. У дверей стоят доски, на которых мелом что-то написано. Девушки, проходя мимо, замедляют шаг и читают.

— Что это? — спрашиваю я.

— Это их назначения, — говорит Эпаф. — Всех жителей деревни каждый день назначают в разные дома для разной работы: шитье, забота о детях, готовка и так далее. Старейшины говорят, что это хорошо — уметь во всем разбираться. Назначают их совершенно случайно. Никогда нельзя понять заранее, с кем ты будешь работать или спать, потому что ночуешь ты в том же доме, где и работаешь. Работаешь в доме тканей, там же и спишь. Помогает почувствовать себя общностью. Не дает застаиваться.