Искоса взглянув на мужа, я не увидела на его лице никакого интереса к тому, что он сейчас рассказывал – только лишь констатацию того факта, что Шелест зачем-то умолчала о ринопластике.

Пустяк, конечно, ничего страшного, однако зачем скрывать то, что опытный хирург заметит и так? Черт их, действительно, разберет, актрис этих. Так заигрываются, что начинают путать сцену с реальностью.

– Оксанка звонила, – сказала я, когда мы спустились в переход. – Не исключено, что сегодня мы снова будем вынуждены ее вечером увидеть.

– Да? Чего так?

– Пытается пробраться в клинику. Поиграла в мисс Марпл, вычислила, зачем я интересуюсь этой Шелест, а она, видишь ли, ей нужна срочно. И вообще – что-то в моей жизни стало слишком много этой актрисы, тебе не кажется?

– Поскольку честь оперировать ее ты предоставила мне, то нет, не кажется, – улыбнулся Матвей. – А Оксане-то что от нее нужно?

– Я так поняла, что хочет продемонстрировать свои возможности Колпакову. Шелест не отвечает на телефонные звонки, а Колпаков, как ты слышал, предлагал ей главную роль в новом сериале. Ну, вот Оксанка и решила показать, что никто, кроме нее, не смог добраться до внезапно исчезнувшей звезды.

– Боюсь, ее ждет неприятный сюрприз и масса разочарований. Я так понимаю, Шелест выбрала нашу клинику вовсе не потому, что очарована сибирскими зимами, а как раз потому, что здесь она вне досягаемости.

– Разумеется. Но ты ведь Оксанку знаешь – будет теперь являться к нам и канючить.

– Не волнуйся, я с ней сам разберусь, я все-таки мужчина и ей не подружка, – пообещал Матвей, слегка приобняв меня за плечи. – Пока никто не видит, позволю себе нарушить субординацию, – сказал он и быстро поцеловал меня.

Операций у меня сегодня было две, и к моменту, когда я вышла из операционной, Матвей уже уехал в город – его ждали студенты. Мне же придется задержаться в клинике, чтобы он успел вернуться и забрать меня. Ничего, всегда есть чем заняться, сейчас вот кофе выпью, протоколы операций напишу, а потом…

Что будет потом, я придумать не успела, потому что в дверь кабинета постучали.

Это оказался Иващенко с традиционными двумя чашками кофе в руках.

– Можно, Аделина Эдуардовна?

– Конечно, Иван Владимирович, проходите. Я как раз собиралась кофе выпить, вы просто мысль мою поймали.

– Чего ж тут ловить, на часах половина первого, – улыбнулся психолог, поставив одну чашку передо мной на стол, а со второй возвращаясь к дивану. – Вы в это время всегда кофе пьете, если не в операционной.

– А вы по делу или так, перерыв скоротать?

– И то и другое. Скажите, Аделина Эдуардовна, а кто вам порекомендовал доктора Ненашеву? – спросил он, устраиваясь на диване.

– Начальник горздрава. Она его приемная дочь.

На лице Иващенко, обычно мало что выражавшем, вдруг появилось любопытство. Он даже слегка подался вперед, отставил чашку на столик.

– Да? Вот как? А в разговоре со мной она не упоминала ни его, ни то, что они вроде как родственники.

– Ну а почему она должна была об этом упоминать? – я пожала плечами, в самом деле не видя никаких странностей. – Она и здесь, в этом кабинете, дала понять, что дело не в протекции. Кстати, ее прежний начальник готов был меня убить за то, что Ненашева предпочла мою клинику. Однако характеристику дал блестящую. И я склонна ему верить, если судить по тому, что успела увидеть за эти несколько дней. Ненашева грамотный и очень способный хирург, если займется наукой, может пойти очень далеко. Да и практик она, судя по всему, крепкий.

– Да? – с сомнением протянул Иван, снова откидываясь на спинку дивана. – А вам не показалось, что она довольно странно реагирует на какие-то вещи? Краснеет, если на нее обращают внимание, смущается, слыша комплимент или просто слово похвалы? И при этом она имеет несколько чемпионских титулов и считается отличной фехтовальщицей, я вчера справочки навел кое-какие. Как это, по-вашему, сочетается с совершенно очевидной неуверенностью в себе, а? Этот вид спорта не для кисейных барышень.

– Ну, хирургия тоже не для нервных женщин. Однако же рука у нее не дрожит, в операционной она чувствует себя абсолютно в своей тарелке. Вы не преувеличиваете, Иван Владимирович?

– Вот точно это же вы мне говорили, помнится, и относительно Игоря Авдеева.

– Вы что сейчас хотите сказать? Что обнаружили в Ненашевой так горячо любимого вами травматика?

– Меня редко подводит чутье, Аделина Эдуардовна. В случае с Авдеевым я оказался прав – человек, имея блестящие способности, едва не загубил их из-за детской непроработанной травмы. Теперь я чувствую то же самое и в Ненашевой.

– У меня не клиника, а просто магнит для всякого рода покалеченных – будь то физически или морально, – вздохнула я. – Мало нам клиентов, да, Иван Владимирович, так мы еще и врачами теперь займемся?

– А вы хотите, чтобы с Ненашевой случилось то же, что и с Авдеевым? Чтобы она впала в ступор во время операции, потому что на нее нахлынули детские воспоминания? – парировал Иващенко, глядя на меня в упор сквозь свои очки.

– Ну, вы не передергивайте. С Авдеевым это случилось не в нашей клинике. Здесь он просто…

– Да, здесь он просто сам убирал травмирующий фактор и отказывался от операций на грудной клетке, – перебил меня Иващенко. – Но кто знает, что могло случиться, если бы мы вовремя это не заметили?

– Вы от меня чего хотите? – устало спросила я, понимая, что у Иващенко, похоже, есть какой-то план и мне придется его выслушать в любом случае – со спорами или без них, так почему бы не сократить эту малоприятную процедуру?

Иващенко, поняв, что одержал маленькую победу, воодушевился.

– Я бы поработал с Ненашевой до того, как вы окончательно решите предложить ей контракт.

– Ну, так работайте, я-то при чем тут? За руку ее к вам в кабинет водить? – Я отошла к окну и закурила, чуть приоткрыв раму.

– А вы должны объяснить ей, что без этих сеансов на работу ее не возьмете.

– Она имеет полное право развернуться и уйти, даже не доработав до окончания испытательного срока. С какой стати человек, считающий себя психически здоровым, вдруг должен посещать психолога, да еще по прямому указанию работодателя? – возразила я. – Мне бы такое, например, точно не понравилось.

– Вы же сами только что сказали – человек, считающий себя здоровым, но я чувствую, что это не совсем так. Не в том смысле, что Ненашева больна, а в том, что у нее есть какая-то глубинная проблема, которая ей здорово мешает.

– Иван Владимирович, вы совсем-то не заигрывайтесь, ладно? А то такими темпами вам самому скоро понадобится помощь.

– Вы зря так иронизируете, Аделина Эдуардовна. Между прочим, муж ваш был куда сговорчивее, когда пришел ко мне со своей проблемой.