– Дура, мля! – только и успел выкрикнуть Жадоба, не удержался на ногах, и сладкая парочка рухнула в распахнутую дверь.

Послышался женский визг и животный хохот главаря банды. Дверь так никто и не стал закрывать.

Андрей глубоко вздохнул, преодолевая отвращение. Ему казалось, что все в этом доме – сальное, липкое: перила, поблескивающие лаком, идеально отшлифованный пол… Но особенно мерзко ему было прикоснуться к дверной ручке, круглой и золоченой. В ней отражалось его собственное лицо, искаженное кривизной металла. Выпученные глаза, нос напоминал огромную картошину, а губы распухли, словно после сильного удара.

«Боже мой, – подумал Андрей, – всего несколько дней, а я уже превратился черт знает в кого. Лишь бы все было не зря».

Он вставил ключ в замочную скважину и провернул его. Дверь оказалась заперта на два оборота. Но даже после этого Ларин не сразу нашел в себе силы открыть ее и переступить порог. Он с омерзением ожидал услышать такой же животный возглас «Вау» и даже начинал жалеть, что выбрал именно мулатку.

Тихая радиомузыка за дверью смолкла. Послышался легкий шорох, шаги. Благодаря натренированному слуху Андрей сразу же понял – мулатка уже стоит напротив двери. Ларин знал, как бы повел себя на его месте настоящий Сиваков. Но иногда он всецело доверялся интуиции и поступал не так, как подсказывал ему разум. Андрей мог предположить, что бы сказал на его сомнения Павел Игнатьевич Дугин – мол, выбрось все глупости из головы, ты сейчас не «боевое копье» тайной организации по борьбе с преступностью в высших эшелонах власти, а актер, и все, что произойдет, – это всего лишь твоя роль. Но Ларин предвидел, как бы он возразил шефу: «Роль ролью, но чувства-то никуда не спрячешь. Ощущения, поступки – все они реальны. Самого себя не обманешь».

Он провернул золоченую ручку, и дверь, как показалось ему, сама собой открылась. Вера стояла между широкой двуспальной кроватью и порогом. Темная кожа мулатки резко контрастировала с белоснежным махровым халатом. В реальности она выглядела даже моложе, чем на видеосъемке: лет восемнадцать-двадцать. Черты лица почти европейские. Даже губы, и те не были пухлыми. Девушка смотрела на Андрея испуганно, как затравленный зверек, понимающий, что никуда ему от хищника не деться.

По галерее раскатился визг, хохот Жадобина, послышались шлепки по голому телу. От этих отвратительных звуков чужой жизни одновременно вздрогнули и мулатка, и Ларин. Девушка отступила на шаг, Андрей вошел и закрыл дверь на ключ.

– Музыку включи, – негромко произнес он.

Ларин уже не понимал – слышит ли визг и хохот в реальности или их отзвук просто стоит у него в ушах и давит на мозг?

Девушка, не сводя настороженного взгляда с Андрея, подошла к приемнику – старому японскому батону-двухкассетнику – и щелкнула тумблером. Зазвучал русский шансон – «Владимирский централ, ветер северный…»

– Другую станцию, – сухо, без всяких эмоций произнес Андрей, хотя на самом деле ему хотелось просто плюнуть себе под ноги: сыт он уже был и северным ветром, и блатной романтикой.

Тонкие пальцы мулатки провернули колесико, русский шансон сменился англоязычной попсой. В этой музыке Ларин особо не разбирался, даже не узнал исполнителя.

– Следующую.

Вращалось колесико, одна FM-станция сменяла другую. Но каждая новая мелодия еще больше раздражала Андрея. Ему хотелось схватить приемник, бросить на пол и растоптать ногами. Мулатка переспрашивала лишь взглядом. Теперь уже и Ларин отвечал ей глазами – нет, не то. Когда на шкале оставалось несколько сантиметров, внезапно из динамиков полился умиротворяющий джазовый блюз. Девушка приподняла руку над приемником, Андрей кивнул – мол, то, что можно слушать. И хоть музыка звучала не очень громко, но в ней потонули женский визг и хрюканье Жадобина, они словно перестали существовать.

– Меня зовут Вера, – произнесла мулатка неожиданно низким грудным голосом. – Я тоже иногда слушаю эту станцию. Но ты первый, кому она понравилась.

Ларин не ответил. Слово «первый» тут же врезалось ему в память – именно тем, что прозвучало оно в абсолютно неуместной ситуации. Андрей буквально кожей ощущал то, что творилось в этой комнате до него. Воображение рисовало всех тех уродов, которые прошли через эту огромную кровать и дышали этим спертым воздухом. Возможно, и девушка поняла, о чем думает сейчас Ларин. Она, продолжая смотреть ему в глаза, подошла к зарешеченному окну и приоткрыла фрамугу. А затем, склонив голову набок, прислушалась к музыке – стала чуть заметно покачиваться в такт блюзовой мелодии. Движения становились все более уверенными, переходя в неторопливый танец.

Мулатка выверенным движением дернула пояс – тот белоснежной змеей соскользнул на паркет к ее босым ногам – и распахнула полы халата.

«Это всего лишь моя роль, – принялся твердить себе в мыслях Ларин, – роль, которую я должен исполнить. И больше ничего. Никто не заставляет тебя испытывать какие-либо чувства. Ты просто смотришь пошлое кино. Вот и все».

Девушка вплотную приблизилась к Андрею. Ее бюст скользнул по его груди.

«Да делай же ты что-нибудь, – злился на себя Ларин. – В конце концов, это глупо – стоять, как столб». Но тем не менее он не мог ничего с собой поделать. Это был один из тех редких моментов, когда Андрей не сумел переступить через себя.

Энергичней звучала труба, ухали ударные, девушка стала шире раскачивать бедрами. Халат уже соскользнул с ее левого плеча. Мулатка, заглядывая в глаза Ларину, медленно приседала.

– Я многое умею, многое, – шептала Вера, – расслабься, позабавимся. Все, что хочешь, только скажи.

Она завладела бутылкой, пошло облизнула горлышко розовым язычком, глотнула, и ее рука скользнула к ремню джинсов. Андрей схватил ее за запястье, сжал пальцы. Мулатка тихо вскрикнула. Всего на какое-то мгновение ее взгляд стал удивленным, а затем она с притворной томностью заморгала. Удлиненные ресницы порхали, как крылья бабочки.

– Ты не хочешь так быстро? Мне еще потанцевать?

– Остановись и запахни халат, – злясь на самого себя, проговорил Андрей.

– Я тебе не нравлюсь?

– Я сказал – остановись и запахни халат.

Ларин уже взял себя в руки – мог воспринимать себя сегодняшнего со стороны. Конечно же, настоящий Сиваков вряд ли бы пережил и десятую долю тех эмоций, которые сейчас обуревали Андреем. Но все же уголовный авторитет – это не беспредельщик типа Жадобы. В криминальном мире тоже есть своя мораль – «понятия».

– Я делаю что-то не так? – Мулатка поднялась с колен и запахнула халат. – Я тебя не возбуждаю?

– Не задавай лишних вопросов. – Ларин подошел к приемнику и сделал музыку чуть громче. – Нравится? – спросил он.

– Что? – не поняла девушка.

– Музыка хорошая?

Вера часто закивала; было видно, как у нее подрагивают руки. Она явно ожидала от ночного гостя какого-то подвоха. Ведь появиться в ее комнате-тюрьме мужчина мог только с одной целью…