Я чувствую, как мои собственные плечи опускаются, когда я смотрю на нее, усталость заполняет каждую частичку меня.

— Прости, Сирша…

— Я буду сегодня вечером в соборе Святого Патрика, — говорит она, отворачиваясь. — Будь там или нет. Но мой отец завтра созовет собрание королей, если ты не придешь.

Я выдыхаю, о чем и не подозревал, когда задерживал дыхание, когда она направляется к двери, чтобы вернуться внутрь, ее спина прямая и напряженная.

Сирша О'Салливан осчастливит какого-нибудь мужчину, став его невестой.

Жаль, что я не хочу им быть.

АНА

Я просыпаюсь на следующее утро, от запаха заваривающегося кофе и подноса с завтраком на боковом столике рядом со мной. Я медленно открываю глаза, только чтобы резко проснуться, когда вижу, что Александр сидит в кресле с подголовником, ожидая, когда я проснусь.

— Ты смотрел, как я сплю? — Защищаясь, спрашиваю я, прежде чем могу остановить себя, слегка приподнимаясь в постели. Это, вкупе с чаем с наркотиками прошлой ночью, выводит меня из себя, но он явно не накачивал меня наркотиками, чтобы причинить мне боль. Вся моя одежда все еще на мне, и я невредима, насколько я могу судить. Похоже, он просто хотел, чтобы я хорошенько выспалась ночью, что почему-то кажется более странным, чем если бы он действительно изнасиловал меня или причинил вред.

— Я ждал, когда ты проснешься, — мягко говорит Александр, как будто это отвечает на вопрос. — Давай, Ана, ешь. Завтрак еще теплый.

Неуверенно я тянусь к подносу с завтраком, открывая тарелку. Все то же, что и вчера: яичница с травами и козьим сыром, тонкие блинчики, и мой желудок урчит от предвкушения.

По-видимому, удовлетворенный тем, что я собираюсь поесть, Александр грациозно встает и подходит к шкафу, где перебирает несколько вешалок с одеждой, которую я не могу толком разглядеть. Я ем с чуть большим аппетитом, чем вчера, как и он, я чувствую, что умираю с голоду. Мой желудок, кажется, успокоился достаточно, чтобы действительно появился настоящий аппетит. Несмотря на то, что Александру вряд ли можно доверять, мое тело, по крайней мере, чувствует себя в достаточной безопасности, чтобы снова иметь нормальные физические реакции.

Дома, в Нью-Йорке, я была в такой депрессии, что месяцами почти ничего не ела, из-за чего стала тощей и хрупкой. Я не думаю, что мое психическое здоровье сильно улучшилось за последние два дня с тех пор, как меня освободили, но каким-то образом пребывание вдали от Нью-Йорка, похоже, заставило страхи и травмы, которые я там пережила, ощущаться менее ощутимыми. Может-быть, это просто смена обстановки, думаю я, набрасываясь на еду.

Пока я в состоянии есть, я знаю, что должна. Никто не знает, когда я снова потеряю аппетит, когда внезапного выдирания воспоминаний с корнем будет недостаточно, чтобы обмануть мой мозг и тело, заставив их позаботиться о себе, или когда Александр станет жестоким. Я знаю, что лучше не позволять себе расслабляться и чувствовать себя здесь в безопасности, когда я едва знаю этого мужчину, который теперь владеет мной.

Когда я заканчиваю есть, Александр раскладывает что-то на кровати, и я моргаю, глядя на это, не в силах полностью поверить в то, что вижу поначалу.

Это одежда, но не совсем. Это наряд горничной, и моя первая реакция, мое резко колотящие сердце, когда я отступаю назад. Ну вот, думаю я, и мой пульс учащается. Это его фетиш. Он собирается втиснуть меня в наряд горничной и взять меня…как именно? Протирая люстры, пока он трахает меня? Но потом я смотрю на это более внимательно, и это становится каким-то образом еще более запутанным. Это совсем не наряд горничной в сексуальном смысле. На самом деле, насколько я могу судить, это очень исторически достоверный наряд горничной в викторианском стиле, который, хотя, возможно, и привлекает определенную группу мужчин… возможно, тех кто работает в офисе со стажем, не совсем фетишистская одежда.

Он действительно хочет, чтобы я просто убиралась в его квартире?

Я думаю, если он не заплатил за меня много, может быть, ему просто нужна была горничная. Это было бы не самой диковинной вещью, если бы он увидел девушку в плохой ситуации и заплатил за нее, чтобы она могла работать у него дома. Как спасенный щенок. Однако мне трудно поверить, что он настолько альтруистичен. И это не объясняет некоторые другие вещи, например, то, как он называет меня куколкой и обращается ко мне по-французски, или как он расчесывает мне волосы и смотрит, как я сплю. Не говоря уже о том, что, во-первых, немного странно одевать меня в костюм для уборки дома.

— Вот, — Александр протягивает пару туфель на плоской подошве, прерывая ход моих мыслей. — Я подумал, что, если ты будешь на ногах, через некоторое время они могут пострадать. Пожалуйста, сиди, когда тебе нужно, но пока это может помочь.

Я удивленно моргаю, глядя на него, когда беру туфли. Мне требуется мгновение, чтобы понять, чем они отличаются, но я понимаю, что в них какая-то толстая специальная стелька, которая должна смягчать мои ступни. Я все равно не смогу оставаться на них в течение длительных периодов времени, но ходить совсем не будет больно.

— Спасибо, — говорю я, поднимая взгляд. — Эм… что конкретно ты хочешь, чтобы я делала?

Александр пожимает плечами.

— Просто убирайся, пока меня не будет. Я покажу тебе все, как только ты оденешься. Вытирай пыль, пылесось, мой полы, что-то в этом роде. Ничего слишком напряженного, и, пожалуйста, как я уже сказал, отдыхай, когда почувствуешь необходимость.

Он жестом показывает мне встать, и я встаю, снова чувствуя легкое головокружение, как будто я во сне. Не похоже, что это имеет смысл. Я слишком ошеломлена, чтобы протестовать, когда Александр начинает расстегивать пуговицы на моей пижаме. И снова, он не прикасается ко мне неподобающим образом. Он раздевает меня, как манекен в витрине магазина… или куклу, аккуратно откладывает шелковую пижаму в сторону на кровати и тянется за униформой горничной.

Я интуитивно осознаю, что я голая, когда он отходит от меня. Не просто частично обнаженная, а полностью обнаженная, от пальцев ног до макушки головы. Алексей потребовал, чтобы я побрилась наголо, как он приказал остальным перед вечеринкой, но щетина начинает отрастать снова, и мне интересно, захочет ли Александр, чтобы я побрилась. Кажется, он не проявляет ко мне никакого сексуального интереса, но все же…

Я тяжело сглатываю, когда он поднимает пару черных атласных трусиков с оборками на талии, которые, кажется, подходят к униформе горничной, и он заставляет меня надеть их, натягивая на мои бедра. Это так же прозаично, как и все остальное, и