мальчишка. И то, как он определил принцип одного из главных запретов школы с одного взгляда… впервые я чувствую что парень младше меня стоит со мной на равных. Доселе неприятное ощущение.

– Заканчиваем.

Я посмотрел на свой холст. Круги ровные, хотя чувствуется что концы на стыке не сходятся на полдюйма. Квадрат тоже подвёл, в одного из углов разница в пять градусов. Хотя если сравнивать с одноклассниками то у меня получился шедевр. Поэтому довольный собой я понес работу учителю.

– Теперь мы определим лучшую работу.

Традиция этой школы. Учителя называют лучшего на уроке и показывают его работу, чтобы в остальных проснулся соревновательный дух. Моему отцу она нравится, матери не очень.

– Неожиданно победителем становится, – не знаю чего тут неожиданного, я с начала года лучший, – Элизабет Фэйриан.

Ну как я и гово… ЧЕ?!

Её работу вывесили на доске. Я присмотрелся так внимательно как мог. Идеальные круги. Превосходные фигуры. Никаких изъянов. Даже старшеклассники не смогли бы лучше. Затем я перевел взгляд на Элизабет.

Она смотрела куда-то в окно. Смотрела пристально, и машинально писала карандашом на листочке.

Я дождался конца урока и подошёл. Наверное я хотел что-то сказать. Не могу объяснить что именно. У меня почему-то не было обиды за проигрыш. Я лишь хотел получше её узнать. Но меня проигнорировали. Она видела что я хочу что-то сказать но просто прошла мимо меня быстрым шагом. Ну…наверное торопится.

Настолько что оставила листочек на мольберте. Я посмотрел туда и увидел архетип рисунка. Скулы, челюсть, наброски ушей. Это не назвать портретом и даже зарисовкой. Просто наброски.

Мой взгляд перевелся на окно. Там, в соседнем крыле, в классе сидел тот парень: Пауль Фэйриан.

– Видимо они привязаны сильнее чем хотят показывать, – сказал я в полголоса.

Глава 9 – Школа? Новый полигон!

От лица Пауля Фэйриана:

Я никогда не ходил в обычную школу. Свою память до «Серой двери» я давно потерял. Такие обыденные вещи как семья, дом, друзья и компьютерные игры были для меня бесконечно далеки. Как и школа. Организация готовила детей по своему. Физические тренировки составлялись экспертами чтобы выжать из наших тех максимум потенциальна. Нас пичкали препаратам под условным названием S-18: двенадцать процентов принявших его умирали сразу, ещё двадцать кончали жизнь самоубийством из-за нестерпимых болей, восемнадцать становились «овощами», тридцать зарабатывали другие всевозможные патологии, и только оставшийся процент успешно усваивал его, и уже отбросил понятия человечности.

Я бы мог сказать что нас делали машинами для убийств, но это лишь полуправда. Нас делали идеальными агентами для выполнения заданий: убийство, диверсия, слежка, внедрение, теракты и прочее всевозможное.

Мы умели общаться с любым оружием, говорили на нескольких языках, могли добыть электричество из подручных средств а в ближнем бою нам не было равных. Единственное чего мы не умели – это жить своей жизнью. У нас не было индивидуальности. Мы не умели ничего сами, нам всегда нужен был приказ.

Поэтому попав в новый мир я желаю…

– Эй, я с тобой разговариваю.

Мои мысли унесли меня не в ту сторону. Я совсем забыл про эту мелочь.

Группа детей примерно одного возраста с Элизабет стояло напротив меня, пока я ел в столовой. Рядом сидела Элизабет. Я вопросительно посмотрел на неё. Она написала на бумаге:

«Я ничего не делала».

Понятно, это вероятнее всего прилегающее к школьной жизни. Как говорится: поместите в комнату несколько идеально подходящих друг к другу людей, и рано или поздно случится конфликт.

– Я прослушал что ты сказал, – честно ответил я.

Моему собеседнику это не очень понравилось. Однако он терпимо повторил:

– Ты ведь знаком с этой девочкой?

– Я