В его гостиной, на его диване сидел очень высокий, очень крепкий мужчина лет тридцати, в клетчатой распахнутой рубашке с закатанными до локтя рукавами. Под рубашкой была футболка, из ее ворота выползали татуировки, уходящие вниз на тело. Мужчина не смотрел на Шейна, а изучал журнал, лежащий у него на колене. Его греческий профиль был смутно знаком, скулы потемнели от пробивавшейся щетины. Волосы темные, вьющиеся, выстриженые на висках, а оставшиеся связаны в пучок на затылке. В той руке, которая не прижимала к Шейну ледяную жестянку, была открытая бутылка пива, сама рука была татуирована до локтя так же, как и другая.

Шейн пошевелился, мужчина резко повернулся к нему. На Шейна смотрела пара светло-серых глаз. Несмотря на то, что их цвет был не такой, как ожидалось, ошибки быть не могло.

— О Боже, — простонал Шейн, отбирая банку с супом и снова прикладывая к челюсти. — Мне осталось встретиться со старшим, и можно кричать «Бинго!»

Гость надменно приподнял темную бровь с пирсингом.

— Приведи мне хоть один аргумент в пользу того, что ты не тщеславный кретин и тебя не нужно убивать, — проговорил он густым баритоном, закрывая журнал и отбрасывая его в сторону.

— Как насчет того, что тебя за это посадят?

Мужчина отпил пива из своей бутылки.

— Придумай что-нибудь другое, — сказал он и потянулся за чем-то лежащим на полу.

Шейна стало одолевать неприятное предчувствие, что там спрятан дробовик, но в следующий момент в татуированной руке оказалась еще одна бутылка пива, выглядящая как игрушечная в огромной ладони. Он легко сдернул крышечку большим пальцем и протянул бутылку Шейну. — И я думаю, что тебе бы мало понравилась встреча с Гарретом.

— Еще меньше, чем с тобой? — спросил Шейн, забирая протянутое пиво.

— Можешь считать, я тебя приласкал. У Гаррета просто прозрачные глаза. И он носит очки. А когда он смотрит на кого-то, то у человека начинают трястись колени. Возникает чувство, что он заглядывает прямо в душу. Смотрит, невозмутимо молчит и делает выводы. И да, я Иден Уиндэм.

Гость протянул Шейну руку. Вместо того чтобы пожать ее, Шейн схватился за запястье, как за канат, медленно подтянулся и сел на диване, прикладывая бутылку к виску.

— Да уж я догадался, спасибо, — пробурчал он. — Уиндэм? Это же ваша общая фамилия, да?

— Ну да, — пожал плечами гость. — Иден Уиндем, Мистраль Уиндэм. Мистраль-Ветер(16). Забавно, да? Мать у нас с приколом.

— Мистраль, значит?

Иден застыл, не донеся пиво ко рту.

— Черт! Она не сказала тебе, да? Хорошие же у вас были отношения, раз она не рассказала тебе про свою самую больную боль. Не говори ей, что я проболтался.

Шейн невесело хохотнул и тут же поморщился от боли в челюсти.

— Вряд ли я вообще что-то ей скажу. Как ты меня нашел?

— Она напилась и выболтала адрес, — Иден откинулся на спинку дивана. — Видишь ли, у нее есть своя система общения с нами. Рет решает проблемы, для которых нужна холодная голова: деньги, купля-продажа, споры. Ральф человек-праздник, с ним можно как с подружкой прошвырнуться по магазинам. А мне обычно выпадает честь вытирать сопли и укладывать ее пьяное тело в кровать.

— Да ну? — аккуратно, чтобы как можно меньше напрягать челюсть, сделал глоток Шейн.

— Конечно. Я же милый. Ты не заметил?

— Мое лицо с тобой несогласно.

— Не надо ныть, как девочка, — отмахнулся Иден. — Я должен был это сделать. Во имя справедливости.

— Почему тогда я сейчас пью с тобой пиво?

— Мне нужно знать твой вариант истории. Мира несла что-то про доверие, открытость, книгу и Иуду. Ее вообще очень сложно понять, когда она глотает вино, слезы и при этом пытается говорить.

Шейн сильно зажмурился и потер переносицу.

— Мистраль, Мира… Мы как будто говорим о разных людях.

— Судя по тому, что ты меня узнал, квартирой я не ошибся.

— Да уж… Иуда, говоришь? — Шейн снова невесело хохотнул. — Как же я хочу отмотать время на несколько недель назад.

Иден непонимающе уставился на Шейна, и тот нехотя продолжил.

— Я написал о ней книгу, которая через пару дней будет на всех прилавках.

У Идена вытянулось лицо, Шейн поспешил оградиться диванной подушкой.

— Не смотри так, я уже свое получил. Эм случайно увидела черновик. Даже не полностью, а просто пролистала и вырвала из контекста несколько фраз. И как все женщины сделала выводы.

— Я сейчас тоже, как все женщины, очень хочу сделать выводы, — сквозь зубы прошипел Иден.

— Да я не писал ничего плохого! — возмутился Шейн. — Просто описал наше соседство на побережье. Наши вечера, разговоры. Ну да, там проскальзывает личная информация, но кто будет знать, что это не вымысел? Она посчитала, что я ее использовал. Вытягивал из нее факты, а сам все это время просто пытался по-быстрому состряпать книгу для издателя.

Иден прищурился.

— Она права?

— Конечно, нет, — отмахнулся Шейн, и решив, что угроза миновала, сделал глоток из бутылки. — Я действительно уже какое-то время испытывал терпение издателя, ничего не мог написать. Но я не собирался использовать Эм. Просто в Корнуолле на меня что-то нашло, я стал описывать то, что со мной происходит, и выходила неплохая история. В общем… если бы я знал, как все обернется, удалил бы весь этот бред и никогда не понес в издательство. Я должен был ей все рассказать, но боялся. А когда она узнала, было уже поздно, книгу отдали в печать.

— И что теперь? — задумчиво потер шершавый подбородок Иден.

— Ничего. Я подписался на несколько недель чуть ли не каждодневных презентаций и выступлений. Я уже ненавижу эту книгу, она мне разрушила жизнь, а сейчас придется приклеить улыбку на лицо и расхваливать ее.

— Но если бы ты ее не написал, ты не написал бы ничего вообще. И тебе пришлось бы дорого за это заплатить.

Шейн оперся локтями о колени и молча уставился куда-то в пространство.

— Я и так дорого заплатил, — наконец проговорил он. — И знаешь что? Лучше бы я потерял деньги.

— Женщины — это чума, — глубокомысленно протянул Иден, глядя в одну точку.

Шейн чокнулся горлышком своей бутылки о бутылку гостя.

— Я давно знал, что мы поладим.

Пора было возвращаться к жизни. Проведя две ночи на диване Идена (он был не настолько хорошим братом, чтобы уступить бедной сестренке кровать), Мира заглушила головную боль таблетками, взяла себя в руки и вернулась домой. Ее ждала работа. Работа была смыслом ее жизни до появления Шейна и сейчас это все, что у нее осталось, как бы драматично это ни звучало.

Мира шла по улице с ужасным настроением и стаканчиком кофе. Она смотрела себе под ноги, чтобы прохожие не видели ее лицо. Ей казалось, что на нем крупными буквами написано «неудачница». Боковым зрением Мистраль уловила движение в стеклянной витрине справа от себя, и это движение заставило ее повернуться.