– Никто не придёт! – продолжил Ковёр. – Нет никого, смотри! – Он поднял банку с газировкой и запустил в стекло холодильника. Банка отскочила и улетела назад в проход. Какая-то невидимая тётка вскрикнула «Осторожно!», и эти опять заржали.

– Нет никого, – пояснил маленький. – Гуляй не хочу! – Он цапнул ещё банку, отфутболил её под коляску. Она радостно прокатилась у меня под ногами, саданула по ноге дядьку с бумагой и замерла.

– Камеры есть, – не сдавалась я, потихоньку оттаскивая коляску по проходу назад. Иваныч не возражал: вперёд всё равно не проехать.

– Камеры, шмамеры… – Маленький взял очередную банку и запульнул ею в чёрный глазок на потолке. Конечно, не попал. Иваныч профессионально пригнулся, я присела за коляску, и отлетевшая банка шмякнулась мне под ноги.

– Да вызовите же полицию кто-нибудь! – подала голос невидимая тётка из-за стеллажей. – И где, в самом деле, охрана?!

Мужик с туалетной бумагой очнулся и, толкая свою тележку, прошёл за стеллаж в дверцу с надписью «Служебное помещение». Мы с Иванычем туда бы не проехали, пятились как дураки по проходу назад, пока не упёрлись в пустую кассу. К нам тут же вынырнула тётка с кошёлкой и маленькой собачкой внутри, прошла мимо нас и пропала за той же дверью.

– Я вам уши надеру! – рявкнул Иваныч.

– Кто там такой борзый? Сказано тебе: отдыхай! – Из-за стеллажа прилетел пакет овсяных хлопьев, красиво рассыпаясь в полёте, что-то грохнуло, погасла маленькая лампочка в глубине зала, а за дверью завопила та тётка.

* * *

– Я что-то не понял, дед! Тебе что, больше всех надо? – Ковёр шёл на нас, угрожающе размахивая пакетом чипсов, как будто это дубинка. У него был совершенно стеклянный взгляд, и он не реагировал на вопли из служебного помещения. Такого, пожалуй, коляской не остановишь… Довыпендривался Иваныч.

Я продолжала пятиться, утаскивая коляску, но Иваныч резко рванул вперёд. От неожиданности я отпустила ручки. Старик дотянулся до полки, ловко сдёрнул с неё за горлышко стеклянную бутылку. Короткий «тюк» о стеллаж, отбитое донышко падает на пол, выливается пенная газировка, Иваныч остаётся с «розочкой» в руке. Это тебе не пакетик чипсов…

– Ну иди сюда, дурачок, – он сказал это себе под нос, спокойно-спокойно, а я расслышала каждое слово, и спине стало холодно. Так, не сходить с ума!

– Там кто-то кричит! – Я кивнула на дверь, в надежде, что эти двое переключат туда своё внимание.

– Тебе-то что? – Ковёр ошарашенно смотрел на Иваныча, но близко не подходил.

Из двери пулей вылетел дядька с бумагой, за ним – женщина с собачкой. Собачка лаяла, но хоть эта орать перестала.

– Вызовите полицию! – Они проскакали мимо нас и выскочили за дверь, даже не притормозив в проходе.

– Да что здесь происходит?!

Иваныч отшвырнул «розочку», выругался, а я как загипнотизированная смотрела на лампочки в потолке. Они гасли. Нет, они притухали, как будто на них набросили чёрную тряпку. Постепенно, от двери служебного помещения и к нам, шло веерное притухание лампочек. И радио, точнее эта песенка… Я узнала её!

Из-за стеллажей вышел маленький:

– Оставь ты их…

– Чё? – Ковёр поднял голову, уставившись в потолок, Иваныч за ним. А пока я поняла что, Ковёр взвизгнул, шлёпнул себя по щеке как от комариного укуса, развернулся, вцепился в бок, в ноги, опять в лицо…

– Бежим, Ляля! – Иваныч дал задний ход, долбанув меня колесом, я ударилась о дверь, и так, пятясь, мы выскочили из магазина. Беспощадное боковое зрение всё-таки показало мне под столиком за кассой то, что осталось от кассира.

* * *

Я так и бежала к машине, пятясь, у самого багажника развернулась, с разбегу погрузила Иваныча, захлопнула дверь: как же всё это долго! Прыгнула за руль, выехала и метров через триста встала на обочине.

– Не могу! Это что, теперь везде так, куда ни заедешь?! Дети в лагере, Иваныч!.. – руки опять затряслись. Я упала физиономией на руль, сигнал противно засверлил уши, а поднять голову сил не было.

– Да не сигналь ты! – рявкнул старик мне в ухо и непочтительно дёрнул за майку. Тишина. В тишине ещё страшнее. В тишине, в темноте, это приходит в темноте…

– Ты понимаешь, что нельзя здесь оставаться?

Нельзя. Нигде нельзя. Куда бы я ни пошла – там это…

– Ляль?

– Не могу вести.

– Ну хочешь, я поведу? – Иваныч смотрел на меня со спокойной сосредоточенностью, как врач на больного.

– Коробка – механика. А у вас ноги. Неужели не страшно, Иваныч? Вы же видели это! Видели!

– Ничего я не видел! Я вообще плохо вижу. Только вижу, что отсюда надо убираться!

– Да…

– Ну так веди и не ной! Коробка у неё…

Я повела. Не чуя ног, с трясущимися руками. Перед глазами ещё стояла та темнота, тот полумрак… Казалось, я вижу только светофоры. Послушно останавливаюсь, послушно трогаюсь – это всё, на что я способна сейчас. Машина как скорлупа: кажется, что она тебя защищает… Какая чушь!

– Куда мы едем, Иваныч?

– Отсюда.

Я промолчала. Дорога пока одна, а там он покажет, чего, куда, зачем. Да и важно ли это? Радио проснулось и взвыло ударными, наверное мы вздрогнули оба. Я потянулась выключить, но Иваныч остановил:

– Лучше местное поймай, может, новости услышим.

Я ловила местное и думала, что всё Иваныч правильно сказал: «отсюда», потому что нельзя находиться здесь. Мы вот только в магазинчик зашли…

– Ещё четыре страшных убийства произошло в Смирновском районе. В этот раз пострадал персонал бензоколонки. Почерк всё тот же… Судмедэксперты пока отказываются давать комментарии. Будьте осторожны…

Только что поступила информация о трагедии в магазине «Шашлык». Погибли весь персонал и один из посетителей. Полиция делает всё возможное…

– Делают они! Здесь направо…

Я послушно повернула в сторону центра и повела машину по узким старым улочкам с особняками. У нас очень красивый город, особенно в центре, но я видела только запоздалые утренние фонари.

– Ещё раз направо.

Мы выехали к площади и медленно катили вдоль. Машин почти не было, и ехала я медленно, чтобы Иваныч успевал сориентироваться из своего багажника.

– Паркуйся.

Мы встали на парковке, я пощупала свои мокрые кеды, опять влезла в шпильки, вышла, открыла багажник. Иваныч лихо спрыгнул вместе с коляской.

– Красота-то какая, Ляль! – Он потянулся и огляделся вокруг. Охота ему! Вот нервы железные!

Хотя наша старая площадь и правда классная. Особняки чёрт-те какого века с вензелями и колоннами, на первых этажах – торговые центры, и вывески не очень-то гармонируют с фасадами старых особняков, но мы привыкли. В центре – фонтан с рыбками, а в солнечные дни в него ныряют дети, чтобы достать монетки, брошенные туристами, или так. Днём и ночью на площади стоят торговцы сувенирами, вот отсюда ларёк с матрёшками виден и ещё парочка с пуховыми платками. Туристы и не такое покупают, даже летом. Ближе к обеду подтянутся художники, готовые за пару сотен нарисовать хоть шарж, хоть карандашный портрет, а один вообще пишет маслом, но сидеть позировать надо почти целый день, мало кто выдерживает. И конечно, портит всю эту картину наша городская достопримечательность: сортир имени неизвестной старушки.