– Так что это было-то? – спросила Сашка.

– А шут его знает. Поговаривали, что на тех путях то ли кого-то сбили, то ли целый поезд сошёл с рельсов.

– Ну, такие истории, наверное, на каждом километре есть.

– Не на каждом, не преувеличивай. Но в нашем направлении хватает. Только знаешь что? Я ж до этого сто раз обходил эти пути, да после ещё двести. Ничего больше такого никто не видел. Как наваждение: пришло и ушло…

– На дороге всё движется, – философски заметил Толик, разворачивая очередную шоколадку.

– Точно! – хмыкнул Иваныч. – Где ж мы теперь кипяток-то для чая будем брать, а, Ляль? Хоть и впрямь доставку заказывай…

Проснулась я от того, что в стену ударило что-то тяжёлое. Села, протирая глаза, и несколько секунд соображала, где я и какое теперь время суток. В нашем убежище царит вечный полумрак, окошечки-то маленькие. Я рассматривала разноцветные горы спальников и пледов, соображая, где кто, а снаружи слышалась возня и разговоры:

– Да ну, ерунда, красивое что-нибудь можешь нарисовать?

Не успела я сообразить, что происходит, как гора Иваныча зашевелилась, старик сел и с ноги распахнул дверь:

– А ну не хулиганить! Здесь люди живут! Старики и дети, ясно?!

Снаружи стояли растерянные Толстый с Владиком. В руках у них были баллончики с краской, на штанах и майках – следы художеств, а на лицах полное офигение. Когда на полу шевельнулся спальник и показалась Сашкина голова, Толстый невольно вскрикнул и попятился.

– Здравствуйте, молодые люди, – напомнил Иваныч.

– Здрасте, Валерий Иванович, здрасте, Ляльевгеньна, здрасте, Сашка… А вы чего здесь, а?

– Осознаём своё место в обществе.

– Прячемся от поезда скелетов, – вразнобой ответили Сашка и Толик.

Толстый завис, а Владик сунул нос в наше убежище и понимающе хихикнул:

– Удобно!

– Ой, ребят, – говорю, – вы ж рядом живёте? Принесите кипяточку, а? А то все магазины-кафешки позакрывались, хоть на костре обед вари. Пожалуйста! – Я протянула термос.

Толстый взял, кивнул. Владик придирчиво осматривал наш быт:

– А где вы чай-то пить будете?

– Сейчас спальники уберём…

– Кипятку принесите! – невежливо брякнул Иваныч и захлопнул дверь.

Сашка хрюкнула, Толик заржал:

– А говорила, скучно будет! Да я в Ютубе так не веселюсь!

– Кто это говорил, что будет скучно? – Иваныч строго посмотрел на Сашку. И опять врубил своё радио.

Ночью опять что-то случилось, я уже боялась этого радио. Хуже нет, чем чувство беспомощности: сидишь и только слушаешь, кого убили. А Сашка с Толиком держались бодро: свернули одеяла-спальники, сбегали в раскуроченный магазин – исключительно, чтобы воспользоваться туалетом, – позвонили родителям. Когда явились наши художники с термосом, их встретили радостными воплями:

– Кипяток!

Владик и Толстый уселись на рюкзаки, без намёков подставили свои кружки под термос и осматривались, пока я разливала чай.

– Мы тут подумали… – неуверенно начал Владик.

– Молодцы! – подбодрил Иваныч.

– Вам же надо в туалет там, в душ… А мы рядом. Давайте к Толстому, а? У него мать на сутках. На улице уже спокойно, всего пару витрин кокнули, полиция только что приехала. Только выбираться надо потихоньку, чтобы они не увидели.

Иваныч посмотрел на нас, мы закивали.

– Лифт есть? – он кивнул на своё кресло.

– Поднимем, – пообещал Владик.

И мы стали дружно собираться в туалет и в душ.

* * *

Уличный сортир может вместить кучу вещей. У меня получился огромный баул: начиная от халата и мокрых кедов (может, у Толстого найдётся какая сушилка для обуви – шпильки с трениками начинают меня напрягать) и заканчивая зарядкой для телефона. Иваныч покопался в своей сумке, вытащил новёхонькую белую рубашку, ещё в магазинном пакете, и непрозрачный чехол для одежды, явно тяжёлый:

– Похоронный костюм, – он протянул мне чехол. – Положи на всякий случай.

– Валерий Иванович!

– Мне с ним спокойнее. – Старик сложил это всё в мою сумку, да ещё и застегнул её, показывая, что разговор окончен.

* * *

Как мы затаскивали Иваныча на второй этаж старого особняка (конечно без лифта), достойно отдельной саги. Скажу только, что к концу подъёма на первый лестничный пролёт, на который мы убили полчаса, старик спешился, залез на закорки к Владику, Толстый подхватил кресло – и так мы взлетели на этаж за несколько секунд.

Толстый жил скромно и в бардаке, как все подростки, у кого мать ушла на сутки. Тут и там валялись упаковки из-под чипсов, всякие дошираки, работали невыключенные компьютер и телик, электричество Толстый не экономит. Я отправила Сашку в душ и занялась уборкой. Толстый и Владик пытались протестовать, но я была непреклонна:

– Если твоя мама всё-таки застанет нас здесь, пусть это будет хотя бы в чистоте.

– Да понимаю, вы воспитатель, – пожал плечами Толстый.

Я выдала ему пустой пакет и велела пробежаться и собрать весь мусор. По взгляду, которым он меня одарил, поняла, как он возмущён и где видал этот пакет, этот мусор и меня вместе с ними.

Иваныч ходил по периметру комнаты, держась за мебель и стены, рассматривал там всё и засыпал хозяина вопросами. Я бегала по комнате с веником и тряпкой.

– Сам рисовал?

– Нет, это другой художник, из Америки. Фотография исписанной стены. Это граффити метров десять на два, нам таких стен не перепадало.

– Гоняют?

– Ага. Пока что-то дельное нарисуешь, со всего города полиция сбежится. Мы делаем маленькие картиночки.

Иваныч смеялся, Владик накрывал на стол, Толик уже оккупировал компьютер и смотрел какую-то ерунду на Ютубе. Я в очередной раз думала про пир во время чумы. Да ещё Иваныч со своими байками!

* * *

– Это было уже в ночное дежурство. Зима была, вьюга, мороз. Я пришёл с обхода, сидел спокойненько в своей будке, попивал чаёк у печки, до поезда два часа. За окном ветер воет, красота… И вижу – фонарь погас. Тот, что над крыльцом будки. Ругаюсь, лезу за запасной лампочкой, стремянку ещё куда-то задевал… Вы не представляете, как много громоздких предметов можно потерять в маленькой будке железнодорожника! Отыскал наконец, выхожу. Ветер в лицо, снег. Кое-как раскладываю стремянку, карабкаюсь – и опа! Лампочка загорается. Ну, бывает, контакт отошёл, а я качнул так и поправил. Ругаюсь, убираю лестницу, убираю запасную лампочку, иду к себе отогреваться…

– А лампочка опять…

– Да, не перебивай. Выхожу с веником, думаю, подтолкну её, контакт опять на место встанет, поднимаю веник… И не могу попасть. Машу так и этак – тут лампочка загорается… Смотрю: а от веника один огрызок остался. Как будто корова отъела до ручки! И ни искорки, ни гари, ничего такого вроде не было…