Содержать же вас будут селяне. Общины селян. И эти селяне отныне должны будут сами вести своё хозяйство, они лучше вас организуются. А ещё они будут должны уметь защитить себя, не ждать подмоги из далёких замков. А потому они во-первых освобождаются, становятся свободными, а во-вторых мы обучаем их пиковому бою и стрельбе. Сеньоры, ВЫ будете обучать их! — суровым взглядом обвёл я местный офицерский состав. — Каждую зиму будете проводить с селянами занятия. Чтобы каждое поселение могло как минимум сдержать орков, и как максимум, погибнув, нанести им такие потери, чтобы уроды зарекались сюда ходить.

Народ попускал головы и слушал. Хирурги говорят, что лучше резать по живому, быстрее заживает. Я им верю, я бухал с хирургами.

— У нас будет мало конницы, — продолжил я. — Намного меньше, чем сейчас. Потому, что намного меньше у нас теперь будет денег. А это значит, что вы, баронские дружины, станете основной ударной силой вместо армии Лимеса. А значит, повторюсь, забудьте о мобилизации. Вы мобилизованы ВСЕГДА.

— То есть распускают армию на границе, а страдаем мы? — подал голос кто-то.

— Да. А вы думали, что армия Лимеса защищает только меня и тамошних селян? Нет, вы, баронства, также по эту сторону от Лимеса. И вас то войско защищало тоже, вы были лишь на подхвате во время усиления. Но теперь, когда укрыться вам будет не за кем, вы становитесь основой и костяком вооружённых сил графства всегда, в любое время. Это не мы с сеньорами баронами такие плохие, парни, это жизнь. Если мы этого не сделаем сейчас — осенью, не получив денег, я просто распущу всех наёмников. А весной и летом следующего года, без работающей новой армии, нас всех с удовольствием будут кушать, причмокивая от удовольствия, зеленокожие твари.

И снова глазки в пол. Обидно. Хотели побузить — а тут краснеть приходится. И не согласиться нельзя — съеденным никто быть не хочет.

— Да, тяжело, сеньоры, — продолжал я резать. — Да, придётся затягивать пояса. Всем, всему графству, и я буду затягивать в первую очередь. Но если мы хотим выжить и сделать наше графство сильным и богатым — начинать строить новую систему обороны надо уже сегодня. Иначе не успеем.

Снова гул. Сеньоры офицеры начали активно новости обсуждать. Они хотели, конечно, сделать мне «предъяву», ещё с вечера — моя разведка работает. Типа, «чё за фигня, граф, как можно с нами так поступать?» И ударить по ним я мог только сейчас, задержав на сутки выход войска. Ибо войско мы решили делить на две части, я еду на север только со своей сотней и с людьми Йорика Тура, произведённого утром баронессой в сотники её хирда. Эдакий хёвдинг, мать его. Но тут не стал выдумывать, оставили как есть — «сотник». Другие «хускарлы» станут членами её хирда после похорон бывшего барона. Так прощё в плане преемственности. Остальная же часть войска едет в Феррейрос, возглавить эту армию попросил Алькатраса. Они там блокируют город и ждут меня.

Так что если сейчас разъедемся, задавать свои вопросы сеньоры воины будут очень и очень нескоро. И будут к тому моменту очень и очень злыми — человек так устроен, что накручивает себя сам почище любых недоброжелателей.

— Граф, мы всё понимаем, — произнёс седовласый десятник, который первым задал вопрос. — Давай и мы не будем спешить? У нас война. Давай заниматься войной. — Бароны провели совещания с «братвой» и все уже знали о дальнейших планах боевой кампании. — А как всё закончится — так и решим, что делаем дальше.

— Хорошо. — Я поднял руку. — Кто за то, чтобы отложить данный вопрос, и вернуться к нему в спокойной обстановке после войны? При этом, сеньоры, обращаю внимание, что после Феррейроса начнётся набег степняков, и мы срочно поедем туда. Это надолго. Прошу поднять руки!

Почти все подняли руки. А кто не поднял, огляделся на всех и тоже присоединился.

— Отлично. Тогда, с вашего позволения, я продолжу по текущему положению дел, а оно у нас тоже не мёд.

Встал, отодвинул стул, собрался с мыслями.

— Сеньоры, у нас есть в графстве такой город, Феррейрос. Сто пятьдесят лет назад по примеру Магдалены и Аквилеи он объявил себя коммуной и вышел из состава графства, став вассалом короля. И это прискорбно потому, что город расположен рядом с пусть и бедными, но железными рудами. Там делают железо! — зло воскликнул я. Ибо не понимал, как можно было отпускать такой актив. Почему мой предок не вырезал всех бунтовщиков, не залил город кровью? Теперь расхлёбываем.

— Всё бы ничего, — продолжил я, — мы с Феррейросом вроде как в нормальных отношениях. Были. Но совсем недавно, месяц назад, этот город приборзел. И начал колотить понты по беспределу. — Я вновь пишу как рождает воображение попаданца, но ирония в том, что тут всем этим словам есть собственные сленговые обозначения. И связаны отнюдь не с криминалом, а с рыцарским достоинством и бытом благородных, кои и есть настоящие братки/хозяева этого времени. — А именно, город стал требовать того, что ему не по статусу, нагибая меня, вашего покорного слугу, раком, как какую-то беспутную дворовую девку у сеновала.

Гул. Смешки. Снова гул, недовольный. Сеньор — священное понятие. Сеньор может быть уродом, но это не основание не уважать его. Ты дерёшься за титул, за статус сеньора, а не за конкретного человека. Личность значит очень много, но и статус нельзя недооценивать. За своего сеньора тут принято рвать… Если он не дерьмо и не намерен спускать обиды, конечно. А я демонстрирую, что не намерен.

— За базар, сеньоры, надо отвечать! — подвёл черту я, озвучивая очевидное. — Феррейрос хотел поиметь не меня. Он хотел нажиться на строительстве дороги, виа, цель которой не просто коммерческая — вывоз хлеба на север. А сугубо военная — переброска из Овьедо и Альмери войск во время прорывов. Он хочет нажиться на нашей общей безопасности, сеньоры!

Снова гул. Я не мешал — КВНщики научили ждать зал и молчать, пока он не просмеётся/прошумится/прохлопается. А мужики возмущались искренне — безопасность здесь, в Приграничье, это сакральное понятие. Мы все повязаны. Зеленокожие уроды (они не зеленокожие, но у меня штамп в голове от наших книжек) харчат всех одинаково, и рыцарей, и пахарей. Никто не хочет быть съеденным. А купчишки-то с гнильцой, понимаешь! Я же не останавливался и продолжал нагнетать:

— Сеньоры буржуи в Феррейросе оборзели настолько, что требуют денег СЕБЕ от тех, кто на свои строит дорогу для обеспечения ИХ безопасности! — Кажется, меня опять затрясло. Как бы не сорваться и не полыхнуть — камзол жалко. — Я должен на свои строить дорогу, которая защитит и их в том числе, которая, давайте не будем юлить и говорить начистоту, защитит ВСЕХ — и вас, и других баронов, и жителей графства, и тех, кто по ту сторону Кривого ручья! Я согласен, я — граф, это моя обязанность — и я строю. На свои, отдав долю от дороги купцам, чтобы строить быстрее. Но при этом за эту дорогу я должен платить ИМ, этим зажравшимся скотам! Прикрывающимся статусом королевского города ради собственного обогащения! Понимаете, какие это сучьи отродья?

Всё, финиш. Гнев. Крики. Ор. Мат. Люди здесь простые, к телевизорам не привыкли. К выступлению ораторов на митингах тоже — нет здесь ни ораторов, ни митингующих. А потому такие простые, но доходчивые слова вызывают крайне бурную реакцию. Я заготовил ещё немало слов, чтобы воинов пробрало, но, оказалось, это не нужно. Достаточно и того, что уже произнёс.