не спугнуть, я сидела, почти не дыша. Просто эту ласку нереальную в себя впитывая. И мечтая о том, чтобы эти самые ласки стали более дерзкими.

Из чувственного тумана нас… или меня (как знать?) выдернул грохот пронесшейся мимо фуры. Я аж подпрыгнула, ударяясь макушкой о крышу.

– Ой!

Покровский хрипло хохотнул:

– Ты как, нормально? Можем ехать?

– Да. Да. Извините. По-детски как-то вышло.

– Испугалась?

– Ага.

– Не бойся. Никому тебя в обиду не дам.

Глава 12

Я, наверное, пропащая. Но когда мы приехали домой, и выяснилось, что никакого праздника не будет, потому как носящаяся с нами Сергеевна сама слегла, лишь обрадовалась. Не тому, что домработница Покровского приболела, нет. А тому, что мы с Иваном одни остались. Одни в большом доме. Он ведь туда меня привез, а не во флигель.

Для порядка я принялась причитать, что это, наверное, неудобно. Но это было скорей кокетством. Умом-то я понимала, что ничего мои слова не изменят. А вот ведь – все равно выдохнула, когда Иван это подтвердил:

– А если тебе плохо станет, а рядом никого?

– Так вы же тоже не будете рядом, Иван Сергеевич.

– Чего это? – нахмурился свекор.

– Работа у вас. Важная. Требующая внимания.

– Ничего. Пару дней подождет.

Ух ты! Значит, мы с ним только вдвоем будем. Сердце затрепыхалось в груди, распространяя к низу живота сладкие вибрации…

Не глядя на меня, Покровский достал из багажника пакеты с прихваченным из больницы барахлом. Переложил в одну руку, вторую сунул в карман, ключи доставая. И не было в его движениях ничего лишнего или торопливого. Все до крайности скупо и выверено. Я залюбовалась его мощной фигурой. Такую у мужчин после сорока нечасто встретишь. Особенно у деревенских.

– Чего, Мария, застыла? Не май месяц. Пойдем.

Не май, да. Но у меня внутри бушевало такое пожарище, что я совсем не чувствовала холода.

– Я вас точно не потревожу?

Покровский, который в этот самый момент как раз проворачивал ключ в замке, замер. Широкие плечи натянулись под тонкой курткой.

– Потревожишь, и не раз. Но это не те тревоги, о которых ты думаешь, – хмыкнул он и отступил на шаг, пропуская меня вперед. Мамочки. Он же… Он о том, о чем я думаю, заявил, так? Какие уж тут двусмысленности?

Шла вперед, сердце в ушах грохотало. И дыхание останавливалось. С этим нужно было срочно что-то делать! Разувшись, я, не глядя на Покровского, сняла куртку, повесила ее в шкаф, встроенный в пространство под лестницей, и натужно беззаботно залепетала:

– Ого. Похоже, Тамару Сергеевну прихватило во время готовки.

Кухня из холла отлично просматривалась. Как и царящий в ней бардак. Брошенное между стенкой и кухонным островом мусорное ведро, неубранные в холодильник продукты. Очистки.

– Сейчас посмотрю, что она стряпала, и закончу.

– Да конечно, – беззлобно огрызнулся Покровский. – Закончит она. Отдыхай иди.

– Так пропадет же, – возмутилась.

– То есть меня в качестве повара ты не воспринимаешь принципиально?

– Нет! В смысле… А вы правда готовить умеете?

– Готовить – это громко сказано. Но что-то могу, – усмехнулся Иван Сергеевич и, скосив на меня взгляд, добавил: – Какую комнату займешь? Игоря?

– Нет!

Мой истеричный голос отразился от стен. Пронесся под крышей эхом. Покровский выгнул бровь. Наверняка удивленный такой бурной реакцией. И тут бы мне пояснить, но… Поди, он и сам понимал, что не так с его предложением. Ну, или же я выдавала желаемое за действительное. Представляя, как он однажды ко мне придет.

Щеки вспыхнули. Я сделала вид, что нет ничего важней грязной посуды, которую Сергеевна не успела сунуть в посудомойку.

– Тогда в гостевую? – спросил Покровский, накрывая ладонью мою руку. Не понимая, как на меня это действует. Или… понимая?

– Д-да.

– Вот и шуруй туда. Вещи я занесу. Там, кстати, еще пакеты…

– Что за пакеты?

– Посмотришь. Одежда, то-сё. Я ж не соображаю, что бабе может понадобиться, а ты фиг попросишь. Для верности пришлось привлекать специалистов.

«Это стилистов, что ли?» – пронеслась ошалелая мысль.

Так на ней и зависнув, зашла в гостевую. Покровский ткнул пальцем в выстроившиеся вдоль стены коробки. То есть он нисколько не сомневался, что я остановлюсь здесь. Но почему-то все равно предложил обосноваться в комнате Игоря. Для чего? Неужели это была проверка на то, готова ли я двигаться дальше? А он сам… Он, получается, готов? Или зачем это все тогда?

Голова взрывалась от миллионов вопросов. Сердце, как живой водой, напитывалось надеждой.

– В общем, ты давай, устраивайся. Я закончу с ужином.

– Можно я воспользуюсь душем?

– Мария! – возмутился Покровский. – Ты собралась на все свои действия спрашивать разрешения? Расслабься уже. И чувствуй себя как дома.

– Ладно. Спасибо, – брякнула я.

Покровский криво улыбнулся и вышел. У меня же враз кончились все силы. Будто кто-то перерезал ниточки марионетке. Я тяжело опустилась на кровать. Посидела какое-то время, после свернулась калачиком. И уснула в одну секунду.

Было мне в этом сне хорошо. Приятное разнообразие. Так-то после пожара меня стали мучить кошмары. В редко какую ночь мне удавалось выспаться, не вскинувшись через пару часов от удушья.

А сегодня меня разбудило ощущение того, что на меня смотрят. Испугалась чего-то. Вскочила. Поднос полетел в сторону, еда разметалась по покрывалу. Покровский выругался, зашипел. Я опрокинула на него чашку! Вот же дикая! Заметалась, не зная, как бедолаге помочь, но сделала только хуже.

– Замри! – рявкнул Иван Сергеевич. Я застыла, как мышь под веником. Глядя на него панически округлившимися глазами.

– И-извините.

– Сам дурак. Испугалась? – спросил он, осторожно сметая ломти картошки обратно в тарелку.

– Мне кошмары снятся…

– Давно?

Покровский встал. Отвернулся, стягивая через голову мокрую футболку.

– А? – пролепетала я, жадно разглядывая, как перекатываются его мышцы.

– Давно, говорю, снятся?

– Нет. После пожара началось.

Хоть мне и приходилось контролировать свое дыхание, голос, один черт, выдавал меня хрипотцой. Иван Сергеевич, или… просто Иван, я ведь так и не знала, как его теперь называть, обернулся. Не в первый раз я его без рубахи видела. Знала, что на груди у него совсем нет волос. Но, пожалуй, впервые я могла разглядеть его тело во всем великолепии. Действительно, великолепии, пусть оно и не было идеальным с точки