«Угораздило же меня! – пытаясь хоть как-то сориентироваться, он осторожно приоткрыл глаза и ещё раз оглядел стену, – ничего не помню!»

К занемевшему плечу привалилась какая-то тяжесть.

«Идиот! – уже зная, кто там, он раздраженно скосил глаза и уперся взглядом в темно-каштановую, растрепанную голову, прижавшуюся лбом к его плечу, – только этого мне сейчас и не хватало!.. Хотя бы имя вспомнить».

Он приподнялся, оперся локтем на подушку и попытался внимательно изучить женщину, мирно спящую поверх его одеяла.

Она лежала одетой, неудобно свернувшись и безвольно уронив руки. Так мог бы упасть человек, заснувший, сидя на краю кровати. Женщина была молода. Во всяком случае, под голубым халатом угадывалось стройное, лишенное подкожного жира, тело. На пальцах, зажавших во сне край одеяла, маникюра не было. Но сами пальцы были тонкими и изящными. На первый взгляд ему показалось, что девушка – брюнетка. Но присмотревшись, он понял, что, на самом деле, волосы не черные, а темно-темно-каштановые, чуть рыжеватые, густые и слегка волнистые, отливающие на свету красно-коричневой скорлупой свежеочищенного плода.

Удовлетворенный осмотром, он нагнулся и осторожно убрал мягкие пряди, открывая совершенно незнакомое, усталое лицо с широкими темными кругами бессонницы вокруг глаз. Ладонь сама скользнула на затылок, губы потянулись к её губам, рука привычно спустилась ниже, и, обнимая оголяющиеся плечи, Доре потянул девушку на себя. Та поддалась, сонно отвечая на поцелуй, но в следующее мгновение уперлась ладонями ему в грудь и села, залепив Доре тяжелую полновесную пощечину.

Оглушенный ударом, мужчина неуклюже ткнулся плечом в подушку и охнул, чуть не задохнувшись от нестерпимо резкой боли в левом боку.

– Черт…

– Осторожно!

Девушка метнулась вперед, обхватила его за плечи и, как маленького, бережно уложила на подушки.

– Простите! Вы ранены, а я…

– Ранен?..

Забыв про боль, Жан изумленно уперся в неё взглядом.

– Вы разве не помните? «Сеюш»… солдаты… вы вели меня по крышам…

«Ранен?!.. Чушь какая-то… «Сеюш»… Какой, к черту, «Сеюш»!.. И причем здесь крыши! – ещё минуту назад он был твердо уверен, что видит эту женщину в первый раз в жизни, – крыши!!»

Он ещё не вспомнил, не успел вспомнить, но тренированная актерская память уже натянула на неё плащ, спрятала под берет волосы и вложила в её ладонь маленький, похожий на детскую игрушку, пистолет.

А, главное, глаза! Эти неправдоподобно огромные, на пол-лица, зрачки, влажная голубизна которых, как солнцем, была пропитана золотистыми искорками. Сейчас, обведенные синеватыми тенями усталости, они казались ещё огромней, а к плавающему в голубой глуби золоту прибавилась какая-то завораживающая кошачья прозелень.

– Идиот…

Он зажмурился и глухо застонал от сознания своей непроходимой тупости.

– Какой же я идиот!

– Хотите бульона?

От неожиданности Доре широко распахнул глаза и наткнулся на такой счастливый, сияющий взгляд, что забыл про всё и тоже улыбнулся.

– Так это вы вытащили меня оттуда?

– Есть отличный куриный бульон. Отдохните, я подогрею и принесу.

Девушка пружинисто встала, поправила халат и вышла из комнаты.

«Всё!»

Скрытая дверью, Этьена бессильно опустилась на колени перед креслом и уткнулась лицом в мягкий подлокотник, изо всех сил пытаясь подавить приступ нервного истерического плача.

– Я давно здесь?

Услышав голос, она поспешно встала, на ощупь добралась до кухни, открыла кран и плеснула в лицо водой.

– Вы меня слышите?

– Да, – она до боли сжала пальцами край раковины, сосредоточилась и медленно, тщательно следя за своим голосом, произнесла, – вы здесь три недели.

– Ничего себе!

После первого сделанного над собой усилия ей стало легче. Зная, что истерика больше не повторится, Этьена тщательно умылась, вытерлась полотенцем и почти машинально прошлась расческой по волосам, после чего вернулась к плите и зажгла под кастрюлькой газ.

Через несколько минут она уже вносила в комнату бульон.

– И я всё это время был здесь?

– Да. Конечно. Здесь спокойно и безопасно.

Поставив чашку на маленький столик, Этьена наклонилась над кроватью.

– Держитесь за меня.

Здоровой рукой Доре обхватил её за шею и приподнялся, позволяя девушке взбить подушку и подсунуть под неё твердый валик, откинувшись на который, он поспешно опустил руку.

Девушка села рядом и взяла чашку.

– Не надо! – разозленный её заботливостью, Доре недовольно сжал губы, – я сам.

– Сами вы сегодня не сможете, – спокойно, как капризному ребенку, объяснила Этьена, – разве только разольёте. Попробуйте. Я посолила бульон по своему вкусу. Если вы любите более соленый, то скажите.

– Хорошо, – уже начиная уставать, Жан присмирел и стал мелкими глотками пить оказавшийся невероятно вкусным бульон.

Чашка быстро опустела.

– Спасибо. Было невероятно вкусно.

– Ещё бы, – девушка тихо засмеялась, – после такой длительной голодовки вкусным покажется что угодно.

– Голодовки?… – удивленно поднял брови мужчина.

– Ну… – замялась Этьена, – пока вы были без сознания, вы почти ничего не ели…

– Меня сильно зацепило? – Жан покосился на бинты, туго охватывающие его грудь.

– Нет, не очень. Но у вас началась лихорадка…

– В общем, хлопот со мной было достаточно, – утомленно прикрывая глаза, подвел итог разговора Доре.

– Отдыхайте, – девушка осторожно вытянула валик, поправила подушку и со всех сторон подоткнула одеяло.

– А вы? – сквозь сон пробормотал Жан.

– И я.

«Странное у неё лицо, – уже засыпая, подумал Доре, – нежное и сильное… не люблю командирш… а глазищи-то…»

– Вы актриса?

– Нет.

– Странно, я был уверен, что уже где-то вас уже видел, – проваливаясь в пустоту, сонно пробормотал Доре.

2

Следующее пробуждение оказалось более приятным. Тем более, что рядом, свернувшись калачиком в кресле, опять спала всё та же женщина.

«Похоже, с таким пациентом она совсем переселится в это кресло, – с любопытством изучая свою сиделку, невесело усмехнулся Доре, – интересно, кроме неё здесь кто-нибудь есть?»

В доме было тихо. Только где-то еле слышно тикали часы, да шелестели по подоконнику струйки дождя. Через приоткрытую дверь просматривалась часть пустого коридора. Если он правильно помнил, то где-то там должна была быть кухня.