Мурад принес обычную раздвижную лестницу, приставил к стене и закурил.

- Как хочешь, а я считаю надо вывезти старика из монастыря. Я ни в Бога, ни в черта никогда не верил, а теперь вот веришь – боюсь этих святош. От отца Андрея меня, мужика, дрожь колотит.

Павел поморщился:

- Да прекрати ты. Всему есть рациональное объяснение.

Рассказывать про видео Мураду он не стал.

- И какое же рациональное объяснение тут может быть? Тому, что пять человек чуть не одновременно кукухой тронулись?

- Да какое угодно. Монастырь питается от скважины – может в воде избыток каких-то элементов, отравление медью, например, может дать такие симптомы. В конце концов, их кто-то намеренно мог отравить.

Мурад закатил глаза и фыркнул. В это время послышалось кряхтение, и через стену тяжело перевалился журналист, одетый в черную кожаную крутку и черные джинсы. Кое-как приземлившись на ступень лестницы, он поохал и спустился. На земле утер пот, пожал руку Павлу и Мураду, который, глядя исподлобья на Юрия Ивановича, с нарочито сильным акцентом произнес:

- Мурад.

- Ну, ребята, пойдем на ратный подвиг – святого вызволять, - журналист шустро захромал по монастырскому двору, распространяя запах перегара.

Войдя в братский корпус, Юрий Иванович вынул газовый баллончик, шепнув Павлу, что брызнет Аркадию в лицо, и, пока тут будет тереть глаза, придержит его, а психиатр в это время сделает инъекцию. План был так себе – охранник мог своими воплями разбудить весь корпус, Павел это понимал, но другого способа у них не было. Но, на счастье троицы, брата Аркадия почему-то не оказалось на привычном месте – табурет был пуст.

- Спать его, может быть, отпускают, - журналист перевел дух, достал россыпь отмычек на кольце, поковырял замок и толкнул дверь.

Отец Василий, увидев журналиста, с сердечной улыбкой бросился к нему, обнял и похлопал по спине.

- Юра! Как я рад тебя видеть!

Старик отстранился, внимательно вглядевшись в Юрия Иваныча, укоризненно покачал головой.

- Опять пьешь?

Журналист скривил верхнюю губу и махнул рукой.

- Жизнь такая, Кирюха, щас всем несладко. Тебя вон в каземат законопатили. Давай рассказывай, то у вас тут происходит. Но прежде…

Юрий Иванович расстегнул куртку, порылся во внутреннем кармане и вынул сложенную вчетверо бумагу.

- Вот, смотри, к твоей пятерке. Светлана Игоревна Кашчук. Знаешь ее?

Отец Василий пробежался по листку, побледнел, сел на кровать и обхватил голову руками.

- Это очень плохо. Очень. Да, я ее знаю – Светлана прихожанка, сын у нее сильно болел, она ко мне ходила совета просить.

Павел взял с одеяла лист – к уголку была прикреплена фотография женщины лет сорока с исхудавшим лицом с печатью страдания. Выжимка из ее истории болезни содержала уже знакомый дебют шизофрении в зрелом возрасте, госпитализацию, самоповреждения и лечение в виде галоперидола.

- Интересно, что в состоянии обострения привез ее трудник Заринского монастыря. Он же приезжал несколько раз проведать ее, назвавшись братом, оставлял нянечкам деньги, чтобы получше за ней ухаживали.

Психиатр не выдержал:

- Да вы можете объяснить, что здесь происходит?! Почему у вас монахи и прихожане массово с ума сходят?!

Отец Василий заломил руки.

- Женщина. Это очень плохо!

Мурад тихо спросил с сильно обозначившимся акцентом:

- Я все-таки был прав? Они все – бесы?

Старик поднял на него глаза и несколько раз кивнул.

- Ладно, чего тут скрывать, раз уж вы тут все собрались… Вы, Павел, не обижайтесь на меня, вы ведь неверующий, я очень не хотел вам это все рассказывать. Потому что в таком случае вы утвердились бы в своем диагнозе и начали бы меня пичкать нейролептиками. Первый раз они не помогли – Дионисий и Феофан на свой страх и риск давали мне галоперидол самостоятельно, без консультации врачей.

Павел выпучил глаза:

- Как это - самостоятельно? Идиоты!

Старик покачал головой:

- Пятерых братьев они отправили в дурдом, чтобы нейролептики ослабили их сопротивление, отец Андрей и другие вовсе не были шизофрениками. Они – крепкие духом иноки, этим – старик кивнул на пятно на потолке – не удавалось с ними справиться. Но травить их самостоятельно они все же побаивались – мало ли, слетят с катушек, в окно там бросятся или еще что.

- Зачем это нужно игумену и благочинному? – изумился Павел.

- Игумена и благочинного больше нет, – жестко ответил отец Василий. – От них – только оболочка. Внутри – темные. Бесы, демоны, черти – называйте, как хотите, я зову темными. Их было несложно подавить – Дионисий и Феофан давно уж забыли о Боге, коммерцию все строили. А отец Андрей, отец Дамиан и другие, кого они в дурку сослали – только ими жила обитель, их верой. И сейчас они на их стороне, с такой-то силой…

Мурад выставил вверх палец:

- А я говорил! Говорил!

Журналист посмотрел на старца, так же как и Павел, борясь с сомнениями, пожевал губу.

- Кирюх, слушай, я в эти ваши игры в ангела и демона не верю. Но и в то, что ты сумасшедший, тоже не верю. Поехали к чертовой бабушке из этой клоаки, пусть тут сами разбираются.

Павел вспомнил черные вены, змеями протянувшиеся по бритой голове промышленника. Безумие какое-то…

- А почему вас они не отправили в ту же психиатрическую клинику? – спросил он.

Старик неожиданно весело улыбнулся:

- Дак придурки. Я тут вроде приманки для богатеньких, чтоб несли подношения да в веру ихнюю темную обращались. Таких уж совсем легко обратить – там изначально души-то на донышке. А что будет, если великий святой вдруг в дурдоме окажется? Тут ведь не удержишь слухи-то. Весь Заринск монастырем живет. Кто пожертвования сумасшедшему понесет? Сначала сами старались, чуть мозги мне не вывихнули этим галоперидолом, брат Аркадий аж в глотку пальцем лез, проверял – проглотил я иль нет. Да и честно сказать – мозги оно туманит будь здоров, думал, долго не продержусь. Потом вот вас прислали – думали, вы им что-то новое посоветуете, как меня чуркой бессмысленной сделать. Вот и весь расклад – я им нужен, но вера моя не нужна.

Павел молчал, переваривая услышанное. Он не мог поверить во всю эту бесовщину, но не мог и сбрасывать со счетов видео.

- Хорошо, предположим, что это правда. Что вы предлагаете делать? – наконец произнес он.

- Вам – ничего, - подал плечами старик.