— Имею предложить его благородию, различные средства от блошек и прочих напастей! — громко объявил торговец, заставив не совсем еще проснувшегося немца отшатнуться. — На французский манер, трыц-ты-дыц! Первая проба, абсолютно бесплатна и удивительна. Вызывает славное томление и негу в теле от блаженства. Айн-цвайн! Просто и занимательно!

— Вас? — недоуменно спросил оберфельдфебель, в голове которого копошились недобрые мысли.

— Айн-цвайн, ваше благородие. Делаем пробу раз! — с этими словами он вынул из кармана аптекарский пузырек, запаянный воском.

— Делаем пробу два! — объявил носитель шлафрока и, сильно отвернув голову в сторону, толстыми пальцами вскрыл пломбу.

— Делаем пробу три! Айн-цвайн, тыц-ты-дыц! — и ошеломленный оберфельдфебель, был с ног до головы облит наиновейшим средством борьбы с насекомыми напастями. — Тераз, пан, тебя вша боится! Вся вша и блоха на твоем теле стонет и молится об том, чтоб утечь! Ейные дети, ваше благородие, стекают с вас. Французский эффект наступает незамедлительно!

Говоря о том, что Франца Креймера боится вша, толстый торговец не лукавил ни разу. По двору, забивая ноздри, растекалось изумительное первозданное зловоние. Такое зловоние, каковое создал сам господь бог при акте творения. Вша и прочее, обитавшее на солдатском теле, уловив лишь малую толику наступившего французского эффекта, незамедлительно впадало в кататонию. Находившийся в эпицентре благотворных миазмов Креймер, побагровел. Гамма цветов на лице его сквозила от бледно лимонного к фиолетовому.

— А и смердит, братец Франц. — утешил пан Штычка пунцового оберфельдфебеля. — Наипервосортнейше смердит. Довоенный рецепт, небось, сейчас такого днем с огнем не сыщешь!

— У, ду Дрексау!!! — заорал исцеленный братец на благостно улыбающегося торговца и, ухватив за воротник шлафрока, дал раза. Выписав невероятный пируэт в воздухе, тот упал за воз, поколотив при этом остаток вшиной смерти в карманах из-за чего вонища усилилась стократно. Бывшие тому свидетелями батальонные с торговками разбегались кто куда, а оберфельдфебель огорченный сложившимися обстоятельствами гнал избавителя от напастей сначала по двору, потом по утоптанной ходоками дороге.

Оставшийся во дворе усадьбы тяжелый дух долго висел в холодном воздухе, совсем не желая рассеиваться. Запрягающие возы солдаты посмеивались, слыша доносившиеся издалека вопли и шум потасовки. Оберфельдфебель Креймер, явившийся через некоторое время с трофейным халатом, был встречен гоготом. Кое-кто даже издевательски зажимал нос, на что усатое начальство хмурилось и сильнее шкворчало трубкой.

Этим запоминающимся происшествием и закончилось пребывание третьего батальона первого пехотного полка Веймарской республики в деревне Малый Ставок. Через час колонна, возглавляемая полковником фон Фричем, выступила далее.

Дорога, которой продвигался доблестный батальон, являла собой зрелище жалкое. Кисшая от оттепелей грязь, взбиваемая многими ходившими по ней, по морозу застывала, образуя совершенно непроходимую, тряскую наледь по которой скользили ноги. Тяжко поскрипывавший деревянными мощами воз нес на себе оберфельдфебеля Креймера с паном Штычкой к героическим делам. Успешно обмененная в Малом Ставке бутыль бимбера к обеду почти закончилась.

— Теперь тебя, братец, ни одна зараза не возьмет, — торжественно объявил Леонард добревшему на глазах, но еще пованивающему уникальным средством Францу Креймеру. — Ни одна! Даже микроб теперь тебя побаивается. Не каждый раз такой случай забесплатно в жизни происходит. У нас в полку одному еврейчику с Бердичева вот также свезло. Повели нас на осмотр к докторам, стало быть. Кому таблеток разных там, белых, серых. От натоптышей, прелости образовавшейся. А ему уж так посчастливилось! Мало что таблеток дали, так еще прописали десяток порошков. Рецепт, это самое, дали. Вы, говорят, по возможности не поднимайте слишком много и в атаке не сильно бегайте. А порошочки приобретите у ближайшей аптеки, бо, у нас сейчас швах с этим образовался. Единственно, что тебе скажу как ну духу, братец, порошочков то он не приобрел, тут не свезло. А повезло в другом, что не надо было деньги тратить — аптекарей этих искать. Он под Луцком от холеры помер. Медицина такая у нас была строгая. Ой-ой! Лечили как на убой солдат. От чего хотишь залечили бы. Выпьем, чуть?

— Яа! — весело ответил господин оберфельдфебель, вытащив зубами початок из горлышка. — Фюр Луцек!

— За Луцк, стало быть! А и дали мы вам тогда просморкаться, скажи братец?

— Яа! — булькнул собеседник и широким жестом предложил пану Штычке табаку. Кури, дескать, братец.

— Дзякую! — сказал отставной флейтист и закурил. Сизый дым прихотливо слетал с тлеющего табака и растворялся позади. — А склянок ты ему поколотил, ой-ей сколько! По старым временам на три целковых целых. Такого убытка то! Артист целый!

— Яа! — засмеялся довольный собеседник. Лошадь, прядавшая ушами, поспешила поучаствовать в общем веселье. Из-под поднятого хвоста ее торопливо посыпались темные яблоки, рождавшиеся из надувающейся луковицы.

— Тьфуй! — прикрикнул продезинфицированный от всех напастей Креймер и хлестнул вожжами, на что животное удовлетворенно заржало и изобразило некий аллюр.

Часы тянулись незаметно. После того, как содержимое штофа пана Штычки подошло к концу, оберфельдфебель хитро подмигнув, выкатил собственные запасы подернутой сизым картофелевки. Запах напитка был способен убить стаю мух, но героический пан Штычка с собутыльником, не обратили на это обстоятельство никакого внимания. Дорога весело подбрасывала на ухабах, мир обретал краски, замыливая серые горизонты скучного декабря. А явление мучавшегося животом обер-лейтенанта Шеффера, присевшего ввиду колонны из опасения быть встреченным врагами со спущенными штанами, вызвало море сострадания.

— Бог на помощь, ваше благородие! — сочувственно пожелал господину обер-лейтенанту, стыдливо укрывшемуся за костистым зимним кустом, Леонард.

— Я стрелять! Шпионаж! Думпкоф! — заорал собеседник и потряс вынутым из кобуры на случай атаки противником револьвером. — Стрелять, предупреждений!

Топчущийся в паре метров от сидящего Шеффера, в качестве охраны от большевиков, тощий Макс, глупо сдернул с плеча винтовку и изобразил зверское лицо.

— Как скажете, господин обер-лейтенант! — согласился пан Штычка с трясшегося воза. — Готов пострадать за общее дело.

В ответ Шеффер взвыл и погрозил ему кулаком. Удрученный неудобством создавшегося положения он прикрикнул на своего караульного, отчего глупый пехотинец вытянулся во фрунт и отдал честь занятому желудочными неурядицами начальству. Фигуры их смутно темнели на фоне снега.

По прошествии времени обер-лейтенант пронесся верхом в голову марширующего батальона, гордо глядя перед собой. За ним следовал пыхтящий Макс, каска его болталась, а ранец бил по спине.

— Тяжелая все-таки солдатская доля, братец Франц. — философски заявил флейтист безобразно пьяному оберфельдфебелю, — при хорошем-то начальстве завсегда легко, ничего