– Из-за нее ты со мной расстался? Девчонка, живущая в вашем доме? – Карина трогает мое лицо, пытаясь повернуть его к себе, но ситуация выходит из-под контроля. Мудак в костюме гладит волосы девушки, а затем наклоняется для поцелуя. Резко дергаю Карину на себя, пальцем зажимаю кнопку звукового сигнала на машине и наклоняюсь к губам девушки.

– Поверить не могу, что целовал тебя после того, как ты облизывалась с подружкой, – наклоняю голову в бок, изображая глубокий французский поцелуй.

– А твоя скоро оглохнет. И не просто поцелуй с подружкой, а много чего безумно пошлого. – Мы отстраняемся, когда в окно громко стучат.

Удивленно смотрим на Нокса, который указывает нам на руль. Карина делает вид, что засмущалась, я же с нахальной улыбкой улыбаюсь старому кретину. Опускаю зеркало со стороны девушки и как можно громче говорю.

– Увлеклись, моя девушка очень горячая штучка. – Мужик оценивающе смотрит на нашу пару, оглядывается на Винни, все еще стоящую с открытым ртом, затем снова поворачивается ко мне.

– У твоей подружки даже помада не стерлась, клоун, – бесстрастно говорит Нокс, машет на прощание Винни, а потом немного наклоняется к окну. – А моя сейчас будет спать без задних ног, потому что не сомкнула глаз ночью.

Ну не объяснять же этому старому козлу, что давно появились помады, которые не размазываются…

Аморальное поведение

– Вы не разговариваете? – Чейз щедро насыпает себе хлопья в тарелку, я заливаю все молоком.

– Уже два дня, – делаю вид, что мне не интересна эта тема. – Как твои ноги после исцеляющей мази? – набираю полную ложку мюслей и пережевываю.

– Ты стала скептиком и не веришь в чудесное исцеление? Раньше только и лечились мазями домашнего приготовления, – сыпет ягоды в тарелку с хлопьями и подталкивает ко мне тарелку.

– Может, и лечили, но не позвоночник. Если ты реально переломанный, то сделай я вот так… – резко выкидываю руку вперед и втыкаю вилку рядом с его ляжкой в дерево, парень резко сдвигается в сторону и смотрит на меня исподлобья, – ты не смог бы так сделать.

– Не понимаю, о чем ты говоришь. – Я заметила, что Чейз со мной не пытается дерзить, как со всеми.

– Для чего ты это делаешь? – напрямую спрашиваю его.

– Что? Дергаюсь? Иногда мне кажется, ты психованная с*ка, которая выкинет любую хрень, – наблюдает, как я облизываю ложку с двух сторон. – С тобой постоянно надо быть начеку. Если Терренс однажды прозреет и поймет, что ты его зарубишь ночью, как та психопатка из фильма ужасов, будет поздно. – Ловко изворачиваюсь и бью ему ложкой по лбу. – Эй да какого хрена ты творишь? – хватается за голову, отсаживаясь от меня.

– Вот что ты только что сделал? – указываю на стул, парень замирает, начиная морщиться, и медленно оседает. – Ладно, я верю, что может быть остаточная боль от резких действий или защемление, даже как вариант реакция на жар и тепло, но не немощность.

– То есть я лгу? – отпивает из тарелки молоко и прячется от моего пристального взгляда.

– Вы все лжете. Ты и твои братья, вам нравится устраивать проблемы на пустом месте, потом мужественно их решать. Если они узнают, что ты их облапошил, тебе не жить, – доедаю мюсли и несу тарелку к раковине. – Тебя приподнять, или, пока нет брата, ты сам прекрасно справишься?

– Винс, ты и, правда, с*ка. Я думал, это не правда, что ты водишь моего брата за нос, удобно устроилась на его шее и используешь в своих целях. Ты сеешь везде зло, ведешь свое расследование, которое нифига не соответствует действительности. – Он встает, делает несколько шагов в мою сторону, удерживаясь за стол, ставит тарелку в раковину и тянется к ходункам. Склоняю голову на бок и слежу за его походкой, большое тело передвигается с трудом, но самостоятельно, о чем я и говорила. Не позволяю ему взять металлические ходунки, становлюсь рядом с ним и кладу его руку себе на плечи.

– Давай шевелись, посмотрим, насколько все плохо. Давай мелкий шаг за шагом, представь, что мы учимся ходить заново. – Он сжимает свои полные губы, крепко хватается за меня и при первой же преграде в виде коробки, которую притащил Терренс, сдается.

– Я не смогу ее перешагнуть, – зло произносит он.

– Еще как сможешь. Это называется фобия. Ты давно уже ходишь, просто дурь, засевшая в твоей голове, убеждает тебя в обратном. – Я перешагиваю барьер и тяну его за собой, сделав глубокий выдох, он делает, как я требую, с негромким стоном. – Вот и все, пойдем дальше.

– Бл*дь, Винни, только не лестница, я же не спущусь, – ноет он, широко раскрываю дверь, он хмурится из-за яркого солнечного света.

– И что? Вспомни, когда ты был мелкий, миллион раз падал с нее, отряхивался и шел дальше. – Он стоит передо мной и отдувается, как невротик, его зрачки расширились от страха, пожалуй, я была права, но не во всем. – Допустим, ты не лжешь, возможно, тебе просто страшно упасть, но уже нет той боли, о которой ты говоришь.

– Совершенно верно, и если замерзаю, у меня появляются ноющие боли, – отвечает он, парень хватается за перила, с другой стороны я поддерживаю его под руку.

– Если ты завалишься, то можешь сделать это на меня. – Он усмехается, спускается на первую ступеньку и удивленно смотрит на меня.

– Получается. – Я качаю головой и указываю сделать это снова. – Ты хочешь погулять?

– Я хочу, чтобы ты перестал бояться, как сопливая девчонка. Помимо болей, что еще? – Ангельские глаза в беспокойстве мечутся от перил ко мне, он делает шаг и шумно выдыхает. – Все-таки обман?

– Давай вернемся, вдруг нас увидят? – Он заметно нервничает, я оглядываю задний двор, в котором кроме забора и высоких кустов никого нет, тяну его к креслу и усаживаю.

– Говори, – приказываю ему.

Сомнение, с которым он борется, усаживает свое тело удобнее и пялится на собственные руки. Я знаю, что такое страх, именно это сейчас происходит с ним, эта нерешительность, стоит ли делать, тот ли я человек.

– Я не предам тебя, – сажусь перед ним на корточки и беру его ладони в свои. – Чейз, я знаю, что такое хранить секреты, и как страшно иногда оступиться. Кажется, что сразу налетят стервятники и разорвут тебя на части. Но я не стану этого делать, мне бы свое дерьмо разгрести.

– Никто не должен знать. – Я качаю головой, показываю замок на губах, закрываю его ключиком и выкидываю. – Я давно хожу, медленно, иногда появляется боль, когда делаю это слишком долго. Боль стреляет в ногу, и приходится делать укол. Такое чувство, что меня иногда заклинивает, например, вечер, когда Тер забыл меня в ванной комнате, вода остыла, и меня просто заклинило. Я не мог вытащить себя без помощи, а не потому, что мне хотелось издеваться над ним. Я бы уже давно сообщил парням, но если медицинская комиссия узнает, что я уже хожу, пусть даже не так хорошо, как хотелось бы…

Я, кажется, начинаю понимать, к чему он клонит, но не успеваю сказать ему об этом.