– Конечно. – Мужчина становится в сторону и начинает записывать что-то в планшетку. Наш младший брат подходит к кровати, снимает обувь и ложится рядом с мамой, обняв ее руками. Хантер отворачивается, мы плачем, ничего не можем поделать с собой. Снова повисает тишина, Чейз громко дышит, упирается, кладет свою голову маме на плечо, и мы замираем.

– Я всегда больше всех нуждался в тебе. Готов был проводить на кухне все время, лишь бы слышать твой голос, мам. Ты умела собрать нас, когда мы готовы были перебить друг друга. Обнять каждого так, что мы были уверены, ты нас не делишь. – Он вытирает нос и продолжает. – У меня был маленький секрет, как и у всех парней, но ты знала о них и записывала в свой альбом. Когда я нашел его, ты была уже в больнице, все, что ты писала правда, и от тебя ее было невозможно скрыть. Мы хотим быть лучше для тебя, любить тебя за все, что ты сделала для нас, и знать, что ты всегда рядом. Мама, если ты слышишь, не позволяй нам сделать этого. – Он так плачет, что нам с Хантером приходится подойти к нему и положить руки на его плечо. С разрывающимся сердцем мы ждем реакции, она должна нас услышать, должна помочь, дать знак, но ничего.

– Простите, но мне надо приступить. Вы должны подписать здесь. – Он протягивает мне планшетку, а я не могу ее взять трясущимися руками. Хантер помогает подняться Чейзу, они становятся рядом со мной, и под их взглядами мне первому приходится подписать. Пока Хантер делает тоже самое, Чейз наблюдает за врачом, отключающим и отсоединяющим трубочки от тела мамы. Я становлюсь рядом с ним, не в силах что-либо произнести или сделать. Монитор отсчитывает счет, постепенно линия сердца издает длинный гудок, и наше время замирает.

Служение людям, придерживающимся аморальных не библейских ценностей

Знакомый номер в отеле, будто не прошло этого времени, когда я позорно покинула эту комнату, сдирая простынь с тела мужчины. На стуле все так же лежат мои аккуратно сложенные вещи, свет едва проникает сквозь плотно задернутые шторы. Тело все еще нежится после пробуждения, укрытое покрывалом. Но все же разница есть, я здесь сегодня одна. Никто не обнимает меня, не прижимается сзади в надежде, что будет секс. Я бы назвала это определенным моральным ростом с моей стороны.

Когда несколько дней назад мы встретились с Ноксом, я предпочла не рассказывать ему о просьбе Терренса, и своих чувствах к нему. Ничем не делилась, единственное, впервые попросила помочь мне снять номер и найти работу. Больше уже не было сил сидеть на шее у семейства Кинг, слова их младшего брата плотно засели в моих мыслях. Мне хотелось хоть немного обрести оболочку, забыть о днях, проведенных на улице, почувствовать себя частью семьи. И пусть она постепенно разрушалась, парни пытались ставить опоры, являться ею сами.

Подтянувшись на кровати, я замечаю мой старый рюкзак с вещами, который я оставила тогда на вечеринке у Рене. Перегибаюсь с края кровати и лезу внутрь, дергаю длинные веревки и раскрываю его. Все лежит на своих местах, несколько футболок, джинсы и конверсы в пакете. Каким образом мой рюкзак мог попасть в руку Нокса? Рене обычно не так сговорчива, да и как он мог узнать о вечеринке, на которой я была? Несколько щелчков, и в комнату заходит мужчина с бумажным пакетом в руках, он как всегда выглядит отдохнувшим и бодрым. Его лицо гладко выбрито, волосы причесаны, а костюм словно только что куплен в одном из магазинов.

– Добрый день, Винни. Надеюсь, ты отдохнула? – Он проходит в центр комнаты и усаживается в одно из кресел. – Я бы хотел сегодня провести тебе экскурсию.

– Что ты имеешь в виду? Я знаю улицы нашего города, даже закоулки уже давно исследованы. – Он улыбается, вытаскивает из пакета новенькую ветровку, вязанную серую шапочку, удлиненную кофту с длинным рукавом и черные джинсы, порванные на коленях.

– Мне кажется, тебе подойдет такой стиль, с этим оттенком волос будет смотреться очень по-бунтарски. – Аккуратно складывает на кровати у меня в ногах вещи и, откашливаясь, вытаскивает плоскую коробочку. – Купил примерный размер, белье очень красивое, тебе понравится.

Усаживаюсь на кровати, немного откидываю покрывало и открываю коробочку. Тонкий гипюр нежной ткани, черный бюстгальтер, будто сотканный пауками, кладу прозрачную ткань себе на ладонь, затем приближаю к груди.

– Эти веревки для чего? – указываю на тонкие ниточки свисающие снизу.

– Они вроде как расположены под грудью на верхней части ребер. – Он снова откашливается.

– Ты сам выбирал? – встаю с кровати, все еще одетая в свое уже мятое платье, отдергиваю юбку и собираю вещи.

– Конечно, Винни. Я всегда все делаю сам. – Я подхожу к нему ближе и целую его в щеку. – Хочу тебя накормить.

– Ты самый лучший. – Он кладет свои ладони поверх моих, задерживая меня таким образом. – И нам надо поговорить. Скоро буду готова.

В ванне я привожу себя в порядок, принимаю душ и отчаянно стараюсь уложить свои короче обстриженные волосы. После обесцвечивания, они торчат соломой в разные стороны. Дважды смывать красный въевшийся цвет, потом еще коллер, естественно, никакие локоны не выдержат. Переодеваюсь в новые вещи, зубами обдираю бирки, даже не смотрю на цены. Раз он решил купить, значит, может себе позволить. Нокс не выделяет, как моя мама при покупке простых хлопчатобумажных трусов, что они стоят столько-то, и теперь я по гроб жизни должна запомнить то, во сколько ей обходится мое содержание. И если учитывать, что после того скандала с мистером Чемберсом, произошедшим полтора года назад, она лишилась работы практически сразу. Причесавшись, надеваю на голову серую шапочку и чувствую себя необыкновенно комфортно. Несомненно, лучшим дополнением будут мои «фирменные» очки. За темными круглыми стеклами на меня смотрит бунтарка, мятежница, девушка, которая справится с любыми трудностями. Несколько секунд задерживаюсь около полочки и решаюсь взять таблетки на всякий случай. Если вдруг неожиданно вернется мигрень.

Покидаю ванную комнату, становлюсь в одну из картинных уличных поз, скрестив пальцы перед собой на манер рэпера и показываю Ноксу.

– Ты само очарование, Винни Галлахер. – Он встает с кресла, оглядывает комнату, в которой теперь немного беспорядок, благодаря мне. Кажется, ему не нравится, что я не заправила постель и не убрала вещи из рюкзака, но я сомневаюсь, что они первой свежести. Да и я не собираюсь вроде как здесь задерживаться. Беру телефон, которым он меня обеспечил, и выхожу вместе с ним из номера.

Мы спускаемся в лобби, Нокс что-то объясняет на ресепшене, пока я жду его около огромных окон. Твердая рука касается моей спины и подталкивает меня к выходу из отеля. На улице не сказать, что холодно. Просто северный фронт привнес некоторые изменения, сменилось направление ветра, и в воздухе летали частички влаги. Попросту моросил дождь, я не особо люблю такую погоду, как и все «психи» очень реагирую, становлюсь понурой и взволнованной.

Мы доходим до местного ресторана, у него есть летняя веранда и, упершись всеми четырьмя конечностями, я отказываюсь заходить внутрь. Если честно, мне кажется, люди будут смотреть на меня: то как я ем, как осыпаются крошки на мои вещи… Осудят меня за то, что я сижу с мужчиной вдвое старше меня и наверняка поймут, что раньше мы спали.