Да, конечно, у нее тоже много, что делать, но с Малышом и их зверьками особенно не поговоришь и помощи от них ждать особенно не приходится.

Да, вне всякого сомнения, когда Первый возвращается, он очень старается ей помочь — но он всегда такой уставший, что за ним все, как правило, приходится переделывать, и времени не остается, чтобы хоть парой слов перекинуться.

Нет, Лилит вовсе не жалуется, но ей бы хотелось — хоть изредка — общаться с кем-то, кто знает толк в заботах по хозяйству и с кем можно обсудить их без многословных обсуждений, о чем идет речь.

И потом, Лилит никогда его раньше ни о чем не просила, так что один раз — сейчас — вполне может это сделать.

С последним утверждением Первый готов был поспорить — даже очень горячо — но в целом, возразить ему было нечего.

Пришлось собираться в дорогу.

Долго и тщательно.

В конце концов, путь предстоял не близкий — нужно было уговорить скакуна и его подругу повезти их.

И ледяная пустыня хоть и ослабила уже свой напор, но совсем еще не отступила — нужно было позаботиться о меховых покровах.

И помочь Лилит выбрать самые пушистые и привлекательные из них — чтобы с первого взгляда произвести на новых соседей самое благоприятное впечатление.

И облачить в такие же Малыша — совершенно не привыкшего к ним и оттого брыкающегося изо всех сил.

И настойчиво интересоваться мнением Лилит по каждому пункту приготовлений — чтобы показать ей, что заговори она об этом раньше, недостаток общения можно было давно восполнить.

А вовсе не потому, что Первый просто затягивал сборы — идея тесных контактов с изгнанными из макета ему все еще категорически не нравилась.

И как же он оказался прав!

В комфорте их новой среды обитания у теплого водоема Лилит снова поправилась, похорошела и засветилась каким-то внутренним светом — но укутанная в кучу меховых покровов, да еще и с Малышом впридачу, смогла взобраться на подругу скакуна только с помощью Первого, да и то не с первого раза.

Под двойным весом подруга скакуна наотрез отказалась перемещаться быстрее, чем мерным шагом, скакун тут же усмирил и свою прыть — в результате, путь занял у них куда больше времени, чем если бы Первый проделал его сам.

Даже пешком, а не на скакуне.

Не говоря уже о полете.

Он бы только обрадовался этому обстоятельству, если бы Лилит не ерзала всю дорогу, пытаясь найти более удобное положение и постоянно спрашивая Первого, сколько им еще осталось.

Когда Первый, наконец, указал ей на проступившую в уже посеревшей белизне ледяной пустыни растительность имитации макета, Лилит перекинула ногу через спину подруги скакуна и неловко сползла с нее на землю.

— Дальше ногами, а то я их уже не чувствую, — решительно заявила она в ответ на удивленное восклицание Первого.

Скакуна с его подругой пришлось там и оставить — на онемевших ногах Лилит могла оступиться или поскользнуться, и Первому нужно было страховать каждый ее шаг.

Их последние полсотни по уже подтаявшему и вязкому снежному настилу дались Лилит ничуть не легче — но даже запыхавшись и спотыкаясь, она только крепче прижимала к себе Малыша и категорически отказывалась дать Первому понести его.

И зачем было только что говорить ему об отсутствии помощи в его стороны?

Когда они зашли в имитацию макета, стало проще — но не намного. Земля там была, конечно, понадежнее, но Лилит вовсе перестала смотреть под ноги, вертя головой во все стороны и разглядывая — с легкой улыбкой узнавания — старые места.

Как будто что-то могло измениться в имитации созданного Первым и утвержденного Творцом макета.

Наконец, они добрались до его центральной поляны, и Первый даже головой потряс — на мгновение ему показалось, что они с Лилит каким-то образом очутились в самом макете, а не в его подобии.

На земле, у водоема, возлежал в своей обычной позе Адам, и рядом с ним на коленях стояла Ева, протягивая ему небольшую горку плодов, которую он рассматривал со скептической гримасой на физиономии.

Сколько раз наблюдал Первый точно такую же сцену в макете, и даже там она казалась ему отвратительной, но в его настоящем мире …

— Привет! — отдуваясь и с легкой хрипотцой, произнесла рядом с ним Лилит.

Адам вскочил, как ужаленный, выпучив на нее глаза и яростно отшвырнув протянутые ему плоды.

— Демоны! — завопил он, и тут же обрушился на Еву, брызгая во все стороны слюной: — Вот они, плоды твоих деяний!

Ева тут же распласталась на земле, уткнув в нее лицо и закрыв голову руками — настолько привычным движением, что сразу было видно, что сделала она это далеко не в первый раз.

— Да что ты кричишь-то? — снова подала голос Лилит, сбросив с головы меховые покровы и встряхнув копной взлохмаченных волос. — Это же я! Мы познакомиться пришли …

— Изыди, неверная! — ткнул в нее пальцем Адам. — Не совратишь меня более! Вижу теперь твою истинную суть! Изыди во мрак, где тебе место!

Голос у него сорвался, вторая рука ринулась вперед, вслед за первой, пальцы скрючились в захватническом жесте, и он подался вперед, не сводя с Лилит остекленевших глаз.

Первый шагнул вперед, издав неожиданный для себя рык и швырнув — без каких-либо раздумий — в сознание Адама уже однажды усмиривший того образ дикого зверя с раздутыми от бешенства ноздрями и полыхающими яростным огнем глазами.

Адам отшатнулся и рухнул на колени, прижав кулаки к груди и закинув к небу лицо.

— Ты был прав, Господин! — завыл он куда-то вверх, истово ударяя себя то одним, то другим кулаком в грудь. — Прав, как всегда! Пришли демоны, чтобы испытать меня! Но не усомнить им меня в твоей истине! Я тверд в своей вере в нее — был, есть и всегда буду!

И где это он так болтать насобачился? — мелькнула в голове Первого совершенно неуместная мысль, и тут же любопытство исследователя взяло над ним верх. Уже проникнув в сознание своего, в конце концов, творения — бессознательно, ради защиты Лилит — он не смог удержаться, чтобы не осмотреться там повнимательнее.

Представшая его мысленному взору картина… вернее, несколько картин, по кругу сменяющих друг друга в сознании Адама, одновременно и удивили Первого, и не очень.

Нет, Адам вовсе не научился связно излагать свои мысли — он просто повторял слово в слово фразы, которые в каждой мысленной сцене