совершенно необъяснимым и неожиданным образом — он не пощадил и мое сердце. Концерт был ужасающим, — писал Клэйпул, — он был похож на угнетающе невнятную, любительскую поминальную мессу, которую отслужила постоянно спотыкающаяся и мямлящая личность, которая ничем не напоминала Короля чего бы то ни было, тем более рок — н–ролла». Фанаты, как наблюдал Клэйпул, не заметили ничего странного в поведении своего кумира; как всегда преданные, они старались пробраться к сцене поближе, неся с собой подарки: собственные рисунки Элвиса, огромную игрушечную собаку длиной шесть фунтов, плюшевого мишку. Возникала мысль; наступит ли такой момент, когда они не захотят ходить на его концерты, писал он, не важно, насколько он будет плох, болен или незаботлив. «Но для многих из нас наше к нему отношение никогда уже не будет прежним, потому что человек, который подарил нам необыкновенный миф рок — н–ролла, человек, который создал его, оживил его и жил в нем, по непонятной причине теперь украл у нас этот миф, все это волшебство».

Этой ночью Полковник заставил Джо позвонить доктору Нику. Он нужен им, сказал Джо мемфисскому врачу, дав понять, что говорит и от лица самого Полковника. Ник воспринял эти слова как нечто приближенное к извинению: он не мог припомнить, чтобы Полковник когда — либо раньше просил его о чем — то. Он сказал, что с радостью присоединится к ним, как только узнает, что этого хочет сам Элвис. Вскоре после этого Элвис позвонил ему и попросил приехать к ним. Сам лично он встретил доктора Ника в Мобиле на следующий день.

Как только он сумел пообщаться с Тиш, он понял, в чем состояла суть проблемы с Элвисом. Это было совсем нетрудно на этот раз. Как всегда, все проблемы вращались вокруг избытка дозировки, поэтому Ник, как только он сумел вернуть Элвиса в более — менее нормальное состояние, установил жесткий график употребления и четкую дозировку всех лекарств, объяснив приближенным и самому Элвису, что принимаемый им доннатал в увеличенной дозе производит подавляющий эффект на речь и моторные функции. Также он заменил некоторые так любимые Элвисом антидепрессанты, без которых он просто не мог заснуть, на плацебо. После всех принятых врачебных мер тур был возобновлен. Все снова могли начать притворяться, что проблем не существует. Битси Мотт, сводный брат Полковника, который в самом начале возглавлял охрану Элвиса, не смог так успешно притворяться, как остальные. Он решил навестить Полковника вскоре после того, как Элвис вернулся к «живым» выступлениям. Вместе с женой они не видели Элвиса довольно долгое время, поэтому с радостью пришли на его концерт, который происходил второго сентября в Тампе. Они были в состоянии шока, когда зашли к нему в гримерку перед выступлением и увидели, насколько сильно он изменился внешне. Но еще больший шок ожидал их, когда он вышел на сцену. Они не могли сдерживать слезы, когда смотрели, как он пытается петь. Задолго до конца шоу они покинули зал, даже не попрощавшись с Полковником, который был не менее их раздавлен происходящим.

Как только тур подошел к концу, до Элвиса снова стали доходить слухи о том, что Ред, Сонни и Хеблер собирались написать книгу, скандальное разоблачение закулисной жизни Элвиса Пресли, и явить всему миру столь шокирующие подробности, которые не уложились бы в уме ни одного фаната певца. Разговоры о подобной книге велись с того дня, когда он уволил их, но сам Элвис настаивал на том, что это неправда и что это никогда не произойдет. Он не верил, что Ред и Сонни смогут его подобным образом предать. Теперь же он не был в этом так уверен. Три оскорбленных бывших охранника уже связались сначала с Рики Хаски, затем с бывшим критиком Los Angeles Herald — Examiner Франком Либерманом по поводу содействия им в написании такой книги. Они даже предложили Джерри Шиллингу пополнить их ряды. По последней информации, они подписали сделку с репортером газеты Star Стивом Данливи, а Элвис уже открыто и весьма цинично шутил со своими ребятами, спрашивая, кто же из них станет следующим репортером таблоида. Он не скрывал своих истинных чувств от окружающих. Как видела Линда, «он был испуган, он был в гневе, он был обижен до глубины души — он был как ребенок, становясь с каждым днем все ранимей и ранимей. Он просто не мог понять, что он тоже сделал им больно».

Он вылетел в Калифорнию в начале октября, чтобы навестить новую квартиру Линды и выбрать «Феррари» для себя. Джон О'Грэди и Эд Хукстраттен убеждали его, что срочно необходимо предпринять что — то, чтобы помешать написанию и выходу этой книги. О'Грэди был более чем уверен, что молчание Реда, Сонни и Хеблера можно купить. Элвис позвонил Джерри Шиллингу и пригласил его в свои апартаменты, чтобы искренне поблагодарить его за то, что он отверг предложение Реда и Сонни. Джерри был все еще у него, когда прибыл О'Грэди и сообщил, что его операция полностью провалилась. Он встретился с Редом и Сонни и предложил каждому из них по 50 тысяч долларов и «специальное жалованье» за то, чтобы они помогли ему разработать новую линию деятельности. Они категорически отказались от его предложения, объяснив, что зашли уже слишком далеко и путь назад был напрочь отрезан. О'Грэди ходил на встречу со спрятанным диктофоном и предложил Элвису прослушать самому их разговор, но тот не был в этом заинтересован. Частный детектив предложил несколько вариантов, которые опасно балансировали на грани угроз и законности, но Элвис отклонил их. Он был уверен, что сможет разрешить эту проблему самостоятельно, сказал он, если только он сможет поговорить с ними.

Меньше чем через неделю ему представился такой шанс. Это произошло 12 октября, через день после того, как он вернулся в Грейсленд. Ред звонил ему накануне, и Чарли объяснил ему, что они только что из аэропорта и Элвис спит после дороги. Ред откровенно заявил, что не верит ни единому слову, и злобно обвинил Элвиса в том, что он прослушивает этот разговор по линии верхнего этажа. Когда Элвис перезвонил ему на следующий день, в Калифорнии было раннее утро. «Думаю, что я обязан тебе кое — что объяснить», — сказал он слабым, сбивчивым голосом, к которому Ред так привык за последние годы своей работы. То, что произошло, было комбинацией сразу нескольких факторов: болезни Вернона, «огромного внешнего давления» на ракетбольный бизнес, всех тех исков, А что самое худшее, «не знаю, слышал ли ты об этом,