Погрузили нас на английский пароход «Сити оф Оксфорд», чьим комендантом была отвратительная личность, сразу невзлюбившая кадет, – английский лейтенант Хоккей. Он презрительно относился ко всем и за людей нас не считал. Случилось как-то, что ящик с историческими чекменями и мундирами 1812 года развалился, надо было сколачивать. Так как вывалившиеся мундиры лежали на пути следования этого субъекта, он не стесняясь разбрасывал ногами «какие-то тряпки», которые везли эти русские полудикари, и вообще позволял себе очень много лишнего. Поговаривали, что его выбросят за борт, но, слава богу, обошлось. Нас также сопровождал неизменный суперинтендант, мистер Крэгг, который уже знал заранее, что сдаст младшие классы по приходе в Константинополь в английскую школу; школа эта была создана на частные средства религиозного благотворительного общества в Англии, и ей грозило также расформирование из-за недостаточного числа учеников – следовательно, надо было им помочь и сдать живой груз, который позволил бы им существовать и далее. Все были обозлены на мистера Крэгга, прежде всего потому, что он англичанин, что он – начальство и, очевидно, каким-то образом причастен к нашему отъезду из Измаилии и Египта. Когда он захотел поговорить с кадетами и попросил выстроить их на палубе, его просьба была исполнена ген. Черячукиным, и Крэгг в своей полувоенной форме появился перед строем. Прежде всего он, подражая нашему начальству, громко поздоровался со строем по-русски, но ничего, кроме конфуза, из этого не вышло. Ответом ему было гробовое молчание, и затем громкий выкрик одного кадета, Колесникова: «Здравия желаем, господин суперинтендант!» И это все. Ему стало ясно, что кадеты не желают его видеть. Он перешел на английский, что-то кричал и доказывал, но кадеты, позабыв всякую дисциплину, покинули строй и разошлись. Теперь уже открыто поговаривали о том, что корпус будет по вине англичан расформирован. Какое впечатление эта весть произвела на кадет, на нашу большую сплоченную семью – говорить не стоит. Это был самый жестокий и подлый удар, который был нам нанесен из-за угла.

Если принять во внимание еще и безобразнейшее поведение коменданта парохода – можно себе представить, в каком состоянии мы тогда находились. Директор корпуса, между прочим, написал жалобу на коменданта наместнику Египта, лорду Алленби, и, по слухам, лейтенант был куда-то переведен. Говорили, что он был послан в Палестину, где его убили арабы.

По сведениям, которыми со мной поделился Св. Похлебин, при расформировании корпуса английское правительство передало нас в ведение Лиги Наций и ассигновало на нашу перевозку из Египта и на содержание кадет пятьдесят фунтов стерлингов – по теперешним понятиям сумма смехотворная, но тогда это были деньги. Младшие классы были спущены на берег в Константинополе, оттуда их перевезли в здание летней резиденции русского посольства в местечке Буюк-Дере, что означает Большой ручей, на самом берегу Босфора. Остальные же были перевезены в Варну (Болгария), что стоило 21 фунт. На эти же деньги, переданные русскому Красному Кресту, кадет некоторое время и содержали в Болгарии. На обед они получали суп, на ужин также суп, изредка что-то добавлялось, но в общем жили впроголодь. Оттуда часть отправилась в Шуменскую гимназию, а другая часть, постарше, в Чехословакию, в город Моравско Трщебовле, где также была русская гимназия. Седьмой же и восьмой классы были отправлены в Атаманское казачье училище. Таким образом, Донской Императора Александра III кадетский корпус перестал существовать. Однако шефство и полное наименование были сейчас же, приказом войскового атамана, генерал-лейтенанта Богаевского, переданы так называемому 2-му Донскому кадетскому корпусу, о зарождении которого мы и расскажем в следующих главах. А пока давайте спустимся по сходням за кадетами 1-го, 2-го, 3-го классов и вместе с ними войдем в тяжелые чугунные ворота с громадным двуглавым орлом над ними – это и есть летняя резиденция русского посольства. Давайте не оставлять малышей одних, проследим хотя бы коротко, какова будет их судьба на новом месте и под новым начальством. Представим себе только, в каком состоянии находятся они после расформирования родного корпуса – душа дыбом и недоверие к окружающему…

Донские кадеты в английской школе в Буюк-Дере[608]

Начиная от выхода из Босфора в Черное море, до самого Золотого Рога и Константинополя, справа и слева по берегам среди густой зелени разбросаны живописные городишки и местечки. Дворцы богачей турок и иностранцев, фонтаны, парки. Вилла Крупна. Бывшее немецкое посольство, Еды-Кей – Семибашенный замок, построенный в виде начальной буквы имени любимой жены султана, Румели-Хиссари, Кавак, Терапия – их и не перечесть! Среди них и местечко Буюк-Дере, а в центре его – летняя резиденция русского посольства, раскинувшаяся на самом берегу. Двухэтажное здание желтого цвета с белыми колоннами, с палисадником, чугунной решеткой и воротами с двуглавым орлом. Перед воротами стоит старый посольский сторож. За домом – обширная территория посольского парка, в нем разбросаны отдельные здания.

Ворота открылись, чтобы впустить толпу подростков с насупленными лицами. Только что развалили их большую дружную семью – расформировали корпус. На ступенях посольского дома стояли суперинтендант Британской школы, английский пастор Базиль Черчуорд, директор школы, бывший секретарь английского посольства в Петербурге, мистер Сэмсон, и с ними интересная молодая дама, оказавшаяся полуполькой-полурусской. Это была София Александровна Каминская, ставшая вскоре женой Черчуорда. После короткого приветствия и объявления о том, что отныне мы являемся британскими школьниками, нас сразу провели в гигантский вестибюль посольства, где, за недостатком кроватей, мы должны были провести первую ночь на каменном полу, подостлав одеяла.

Первое, что нас особенно поразило, было не прием, не приветствие и, пожалуй, не красавец Босфор, нет, не это. Мы глазели с изумлением, как на какое-то чудо, на черную землю клумб в палисаднике. Почти чернозем! После Египта, где мы с утра до вечера видели перед глазами только и только песок, эти обычные комья черной земли произвели на нас особенное впечатление. Дошло до сознания, что отсюда, пожалуй, и до Родины не так далеко. Ведь только там мы видели такую землю, а весь остальной мир представлялся нам погруженным в песок. Значит, почти уже дома. Темнело, когда нас повели в столовую, шли по каким-то переходам, дворикам. На столе уже ожидал ужин. Мы насмешливо переглянулись. Ужин готовился, очевидно, для младенцев, что ли, – по два крошечных биточка, по куску хлеба и немного гарнира (помню, это была свекла). После двуспальных корпусных котлет и пайка английского солдата, а в особенности для нас, проголодавшихся на пароходе, эта порция походила на насмешку. Надо отдать справедливость –