Сложно выделить самый отвратительный подвид людской порочности — слишком уж широк выбор, но если геноцид — худший в количественном отношении, то садизм, наверное, в качественном. Намеренное причинение боли без всякой другой цели, лишь ради того, чтобы насладиться чужими страданиями, не только чудовищно с моральной точки зрения, но и непостижимо с рациональной, потому что в обмен на агонию жертвы палач не получает никаких видимых личных или эволюционных преимуществ. И в отличие от многих других грехов садизм вовсе не стыдное удовольствие, о котором люди втайне фантазируют; немногие из нас мечтают посмотреть, как сжигают кошек. Тем не менее пытки — рецидивирующее уродство, повторяющееся на всем протяжении истории человечества, вплоть до наших дней, и проявляется оно как минимум в пяти обстоятельствах.

Садизм может вырасти из инструментального насилия. Пытками можно запугать политических оппонентов, а для убедительности нужно время от времени приводить угрозы в исполнение. Под пытками можно получить информацию от подозреваемого или от политического противника. Полиция и силы безопасности самых разных государств прибегают к умеренным пыткам, маскируя их эвфемизмами вроде «допрос с пристрастием», «особые методы допроса», «физическое воздействие» — и иногда эти тактики эффективны[1559]. Философы-моралисты, начиная с Иеремии Бентама, указывали, что теоретически пытки могут быть оправданны, особенно в известном сценарии с тикающей бомбой: преступник знает, где должен произойти взрыв, который убьет и покалечит множество невинных людей, и только пытка заставит его рассказать, где заложена взрывчатка[1560].

Но среди множества аргументов против применения пыток есть и такой: этот вид насилия не может долго оставаться инструментальным. Палачи увлекаются. Они причиняют жертве столько боли, что она скажет все что угодно, лишь бы остановить истязание, или будет бредить в агонии и не сможет отвечать на вопросы[1561]. Часто жертва пыток умирает, что несколько затрудняет извлечение информации. А в случаях вроде истязаний иракских узников американскими солдатами в тюрьме Абу-Грейб пытки, вместо того чтобы послужить полезной цели, стали стратегической катастрофой для страны, которая позволила такому случиться: они озлобили врагов и отвратили друзей.

Второе благоприятствующее обстоятельство — уголовное или религиозное наказание. Здесь опять есть зерно инструментальной мотивации: пытка помогает сдержать правонарушителей, угрожая им болью, сила которой полностью аннулирует их выгоду. Однако, как подчеркивал Беккариа и другие реформаторы Просвещения, любая разумная политика сдерживания может достичь той же цели, используя менее бесчеловечные, но зато неминуемые наказания. И если уж прибегать к смертной казни, нет никакой необходимости предварять ее длительной изуверской пыткой, как было принято во времена оны: казни уже достаточно для сдерживания. По сути, телесные наказания и мучительная смертная казнь превращались в оргию жестокости ради жестокости.

Мотивом для пыток может стать и желание развлечься — вспомните римский Колизей и кровавые забавы вроде травли медведей или сжигания кошек. Барбара Такман упоминает, что в Средние века французские города иногда перекупали у соседей осужденных преступников, чтобы развлечь своих горожан публичной казнью[1562].

Впавшие в буйство солдаты, боевики и повстанцы могут предаваться чудовищным пыткам и изуверству, особенно если их внезапно отпустили страх и тревога, — феномен, который Рэндалл Коллинз назвал перенаправленной паникой. Такие зверства часто сопровождают погромы, геноцид, полицейский беспредел, военные бунты и племенные войны.

Наконец, есть серийные убийцы — психопаты, которые преследуют, похищают, уродуют и убивают ради сексуального удовлетворения. Преступники вроде Теда Банди, Джона Уэйна Гэйси и Джеффри Дамера отличаются от заурядных массовых убийц[1563]. Массовые убийцы — это мужчины, впавшие в амок, взбешенные почтальоны, мстящие за оскорбление и доказывающие свою силу, в последнем суицидальном припадке забирая на тот свет всех, кого только смогут. Мало чем отличаются от них и типы вроде вашингтонского стрелка Джона Мухаммада, который растянул свою месть на несколько недель. У серийных убийц другой мотив — садизм. Их возбуждает возможность пытать, расчленять, потрошить и медленно забирать жизнь жертвы голыми руками. Даже самые пресыщенные потребители информации о человеческих зверствах будут шокированы страницами работы Гарольда Шехтера «Личные дела серийных убийц» (The Serial Killer Files).

При всей своей дурной славе, созданной рок-песнями, телесериалами и голливудскими блокбастерами, серийные убийцы — редкий феномен. Криминологи Джеймс Алан Фокс и Джек Левин отмечают, что, «возможно, в мире больше ученых, изучающих серийные убийства, чем преступников, их совершающих»[1564]. И даже это небольшое количество (как и все прочие виды насилия, которые мы исследовали в этой книге) снижается. В 1980-х было известно о существовании примерно 200 преступников, которые убивали около 70 человек в год. В 1990-х серийных убийц насчитывалось 141, а в 2000-х только 61 человек[1565]. Эти цифры могут быть занижены (многие серийные убийцы охотятся на бродяг, проституток, бездомных и прочих маргиналов, чье исчезновение, скорее всего, не будет зарегистрировано как убийство), но в любом случае на свободе в США не может находиться больше двух-трех дюжин серийных убийц, и все вместе они несут ответственность за ничтожную долю от 17 000 убийств, которые происходят в стране ежегодно[1566].

В серийных убийствах нет ничего нового. Шехтер показал, что вопреки распространенной идее, что серийные убийцы — продукт больного современного общества, они тысячелетиями пятнали кровью страницы истории. Калигула, Нерон, Синяя Борода (вероятно, его прототипом был рыцарь Жиль де Ре, живший в XV в.), Влад Дракула, Джек-потрошитель известны всем, и ученые вполне могут допустить, что легенды об оборотнях, женихах-грабителях и демонах-парикмахерах основаны на многажды пересказанных историях реальных серийных убийц. Новым стал лишь термин, который дошел до нас по милости самого известного из всех серийного мучителя Донасьена Альфонса Франсуа, также известного как маркиз де Сад. В прежние века серийных убийц-садистов называли убийцами-извергами, кровожадными монстрами, дьяволами в человеческом обличье или нравственно невменяемыми.