– Здравствуйте! – Сан Саныч вошел, снимая шапку.

– Здравствуйте! – ответил хозяин негромко и хрипловато.

Стол, умывальник, топчан, карабин на стене – все обычное, только радиоприемник большой и иностранной марки. Передавали музыку. Чайник на печке ожил и начинал подбрасывать крышку. Хозяин встал, неторопливо всыпал в заварник изрядную горсть и залил кипятком. Он делал все сосредоточенно, будто думал о чем-то и не хотел прерывать этих дум.

– Капитан «Полярного» Белов, – представился Сан Саныч.

– Григорий. Раздевайтесь, если хотите.

На удаленных, затерянных в море точках люди всегда бывали рады гостям, разговаривали, расспрашивали… Этот вел себя, словно вчера виделись.

– Я ненадолго. Прогноз не передавали? – Белов расстегнул фуфайку.

– Два дня будет север до двадцати метров, потом юг зайдет, – Григорий разлил в две кружки крепчайший чай и тут же, обжигаясь, с явным удовольствием потянул из своей.

– Новых ссыльных давно сюда не завозили? – Сан Саныч спросил и почувствовал, как заволновалось сердце.

– Кого ищете?

– Женщину… темненькую, с ребенком, она беременная, но могла уже родить.

– Не было.

На лбу, под глазами, на щеках пожилого дядьки застыли глубокие морщины. Это было уверенное и невозмутимое лицо много видевшего человека. Музыка кончилась, он внимательнее посмотрел на Белова. Ветер за стенами выл и дребезжал стеклом. Снаружи темнело, огонь в печке становился ярче.

– Сначала меня арестовали, потом ее с дочкой увезли… – Сан Саныч достал папиросы.

– Недолго они вас… – Григорий прищурился, словно изучал следы лагеря на лице Белова, но думал о чем-то своем. Взгляд был все такой же спокойный, этот Григорий чем-то сильно напоминал Горчакова.

– Восемь месяцев… – Сан Саныч задумался, долго это или недолго.

Григорий молчал, потягивал из кружки, папиросу подкурил. По стенам зашуршало, а выть стало тише. Над ледяным морем полетел снег. Белов вышел на улицу, разглядел «Полярный» на рейде, его слегка развернуло, но якоря держали. Несколько лаек забились от ветра под дом и с любопытством посматривали на незнакомца. Сан Саныч вернулся в тепло. Григорий сидел в той же позе и смотрел на волны, едва уже различимые в темноте.

– Вы начальник… пристани? – с сомнением спросил Сан Саныч.

– Я – начальник местных небес… – поднял бровь хозяин домика, – слушаю, как дышит океан, и брешу людям о ветре, дожде и снеге. Я не виноват, что они верят…

– Так это вы Илья-пророк?! – оживился Сан Саныч.

Григорий не реагировал, крутил ручку приемника, снова зазвучала классическая музыка. Он прислушался, как будто знал того, кто играет, и закурил новую папиросу.

Сан Саныч слышал об этом чудаке, проводящем долгие зимы в полном одиночестве. Знакомые метеорологи на Диксоне говорили, что он великий предсказатель и у них постоянно запрашивают его прогнозы из Москвы. Температуру воздуха и силу ветра он определял без приборов, не выходя на улицу. Уверяли, что Илья-пророк точно определял погоду в Лондоне или Париже на неделю вперед.

И вот Белов сидел с этим почти стариком, и он его завораживал своим умным и спокойным до безразличия лицом, загадочными фразами, а еще больше молчанием. Казалось, этот человек что-то ему скажет. Злой ветер тундры привычно выл за окном.

– Не одиноко вам здесь? Зима длинная…

– Одиноко бывает, когда предают. Когда ты один, это невозможно. – Григорий замолчал, закрыл глаза, потом повернулся, вглядываясь в Сан Саныча. – Вы недавно остро чувствовали предательство людей, поэтому вам одиноко…

Белов молча курил. Григорий говорил о том, что очень его волновало, но было так глубоко, что Сан Санычу было странно слышать это от постороннего человека.

– У вас глаза наполнены тоской, вы кое-что поняли в этом мире, но не берите на себя лишнего. В жизни нет ничего обязательного. Даже то, что мы околеем, и то весьма приблизительно. Уйдем и все! Он прекратит наши муки, мы отряхнемся от пыли земной и станем наконец свободными. И нам это совсем ничего не будет стоить.

Григорий говорил негромко, глядя в окно, за которым уже ничего не было, кроме воющей тьмы. Попыхивал дымом крепкого табака и словно сам с собой разговаривал.

– Сможем слышать совершенную музыку, легко перемещаться в сокровенных, скрытых от нас пространствах, о которых только подозреваем. И радоваться Его присутствию, то есть свершившемуся, наконец, нашему совершенству… Он будет везде! – Григорий помолчал, покуривая. – Вы это знаете, вам это могло сниться в лагере, когда сильно голодали.

Сан Саныч помнил такие сны. Он просыпался среди них и не чувствовал ни голода, ни усталости, ни страха. Хотелось уснуть и не проснуться, и в этом не было трусости или предательства.

– А наши близкие?

– Близкие будут рядом! – Григорий впервые улыбнулся. – Будет все, чего захочет наше легкое, чистое сердце! Не будет одежды и жратвы… мне лично жаль только чая и папирос! На море, тундру, на ледяное золото полярных закатов можно будет смотреть сколько душа пожелает, но это будет не самым интересным. И нам совсем не будет стыдно за нашу земную слепоту. За то, что не отличали настоящего, даром данного нам счастья от того, что несет беду.

– Любовь – это счастье?

– Только к Нему!

Григорий отхлебнул чай. Сан Саныч тоже молчал, он не все понимал, но казалось, что понимает все, очень хорошо понимает.

– А женщина? Любимая?

– Не знаю. Вы думаете, вы с ней составляете одно общее… – Григорий внимательно изучил лицо Сан Саныча. – Опасаюсь, что это не так. Только Он наше общее, в Нем наше неистребимое начало. Мы сами, отдельно от Него, не существуем.

– Вы говорите «он»… вы кого имеете в виду?

– Я не смогу объяснить, но вы Его знаете…

В дверь постучали, она открылась. Женщина-бригадница высыпала дрова возле печки, пощупала ее и подложила несколько поленьев в прогоревшую топку.

– Soll ich Ihnen Fisch bringen, Grigoryj?[146]

– Nеin, Danke, Marta![147] – Илья-пророк покачал головой. По радиоприемнику начались иностранные новости, и он стал переводить его на другую волну.

– Пойдемте ужинать, уха поспела… – позвала женщина Белова.

В бараке было весело, на столе стояли две бутылки спирта, которые привез кочегар с «Полярного». Сан Саныч отказался от выпивки, похлебал ухи и лег на свободные нары. Немцы весело и громко говорили на родном языке, а потом дружно запели.

Сан Саныч лежал, уткнувшись в подушку. Этот Илья-пророк, словно и не говорил, но дремал, вылавливая из своей дремы какие-то слова. Только небольшие темные глаза спокойно и доброжелательно смотрели на Сан Саныча.