На следующее утро части 2-й французской танковой дивизии и 4-й пехотной дивизии США вошли в город под ликующие возгласы парижан, временами прерывавшиеся короткими ожесточенными стычками с небольшими группами немецких солдат. Эти стычки происходили в основном вокруг зданий, где засели немцы, но для Хольтица этого было достаточно, чтобы изобразить сопротивление противнику, прежде чем он подпишет капитуляцию. Посмотрев на документ, де Голль обнаружил, что подпись полковника Роль-Танги стоит выше подписи генерала Леклерка, что привело его в неописуемую ярость, однако стратегия де Голля все же победила. Во всех министерствах ключевые посты заняли представители Временного правительства Французской республики, которое теперь полностью контролировало положение в стране. И коммунисты, и Рузвельт были поставлены перед свершившимся фактом.

Париж был спасен, но Варшаву немцы уничтожали. Повсеместное ликование, реющий повсюду французский национальный флаг, распитие вина на улицах и море поцелуев для славных освободителей были словно на другом конце света. Варварские, ничем не оправданные убийства всех подряд военных и мирных жителей Варшавы отрядами СС не прекращались ни на минуту, в то время как Армия Крайова продолжала сражаться, практически не имея шансов на победу. «В сражающейся Варшаве, – писал польский поэт, – никто не плачет». Поляки продолжали воевать, атакуя немцев из подвалов домов и канализации, в то время как немецкая артиллерия и авиация разрушали город над их головами. Подразделения повстанцев, атакуя сектор за сектором, вновь взяли Старый Город. Фашистские варвары уничтожали одну за другой городские достопримечательности, особенно костелы. Нечем было тушить пожары, а в госпиталях нечем было лечить ожоги. Раненые просто умирали в мучениях.

Дисциплина среди повстанцев оставалась высокой, пьянства почти не было. Командование АК издало приказ об уничтожении алкоголя. Некоторые повстанцы мыли ноги остатками спиртного, поскольку не хватало воды. Жизнь и оборона города зависели от сброшенных союзниками на парашютах контейнеров с припасами, многие из которых падали за линией расположения немцев, поскольку территория, которую удерживала Армия Крайова, все время уменьшалась. Бомбардировщики союзников с драгоценным грузом прилетали не каждый день, а только тогда, когда польская служба Би-Би-Си, предупреждая об их прибытии, проигрывала старую любимую мелодию «Давай опять станцуем мазурку».

Повстанцам не хватало бронебойного оружия, было только несколько сброшенных союзниками противотанковых гранатометов PIAT, однако они продолжали уничтожать немецкие танки и бронетранспортеры самодельными гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Немцы крушили баррикады и давили защитников гусеницами танков. Пыль от разбитых зданий смешалась с дымом горящих деревьев. Однако пределов человеческим страданиям в то лето не было, и другим людям, находившимся совсем неподалеку, пришлось выстрадать еще больше.

Когда АК подняла восстание в Варшаве, в лодзинском гетто еще оставалось 67 тыс. евреев. После стремительного советского наступления в ходе проведении операции «Багратион» они подумали, что наступил, наконец, час их освобождения. Но пока немецкие войска сдерживали части Красной Армии на другом берегу Вислы, Гиммлер решил не терять времени. Подавляющее большинство евреев было отправлено в лагерь смерти Освенцим.

Первое обращение к командованию бомбардировочной авиации Королевских ВВС с просьбой нанести удар по Освенциму поступило еще в 1941 г. от графа Стефана Замойского из польского генштаба. Генерал Портал отказал на том основании, что английская техника бомбардировок недостаточно точна, чтобы разрушить железнодорожные пути. В конце июня 1944 г., когда поступило подтверждение о существовании газовых камер в Освенциме, в Лондон и Вашингтон полетели новые просьбы о бомбардировке железной дороги, ведущей к лагерю.

Освенцим на то время был последним действующим лагерем смерти. Как раз в это время массовое уничтожение венгерских евреев достигло своего пика – 430 тыс. человек за несколько месяцев. В августе там были убиты евреи из лодзинского гетто, за ними должны были последовать евреи из Словакии, а затем привилегированные евреи из Терезиенштадта. Это была последняя попытка Гиммлера добиться «окончательного решения еврейского вопроса» до того, как лагеря будут эвакуированы и разрушены.

Харрис по-прежнему был одержим мыслью, что для всех, включая заключенных концлагерей, будет лучше приблизить конец войны путем стратегических бомбардировок Германии. Он также настаивал на том, что в любом случае Освенцим – это дневная цель, поэтому является прерогативой авиации США. Американцы тоже отказались бомбить Освенцим, но по странному стечению обстоятельств, с 20 августа самолеты союзников с авиабаз, расположенных в Фоджиа, начали бомбить завод в Моновице, который находился на территории Освенцима-3, поскольку он производил метанол и попадал, таким образом, в план бомбардировок нефтеперерабатывающих предприятий. Эти бомбардировки положили конец надеждам концерна «ИГ Фарбениндустри» на производство искусственного каучука и синтетического топлива в Освенциме. А после успеха операции «Багратион», когда Красная Армия подошла уже слишком близко, чтобы сотрудники компании чувствовали себя в безопасности, они были эвакуированы на запад.

Стоявшие напротив Варшавы части Красной Армии почти ничего не предпринимали. Сталин определенно хотел, чтобы восстание потерпело поражение. Чем больше потенциальных польских лидеров убьют немцы, тем лучше. В конце концов, 2 октября, через 63 дня после начала восстания, генерал Бур-Коморовский капитулировал. Бах-Зелевски без ведома Гиммлера предложил уцелевшим повстанцам статус участников боевых действий, которые считались полноправными военнопленными. Он надеялся завербовать их для борьбы с Красной Армией, но никто не согласился. И хотя Бах-Зелевски обещал, что больше не будет разрушать Варшаву, Гиммлер вскоре приказал полностью уничтожить город огнем и взрывчаткой. Сохранили только концлагерь в гетто, чтобы содержать там пленных аковцев. У поляков не было иллюзий в отношении любой из сторон – они были зажаты между двумя безжалостными тоталитарными системами, пожирающими друг друга. Один польский поэт из АК писал: «Мы ждем тебя, красная чума, чтобы ты освободила нас от черной смерти».

26 июля 1944 г., пока американские войска вырывались из Нормандии на оперативный простор, развивая наступление во Франции, пока части Красной Армии подходили к Висле, а морская пехота США завершала операцию по захвату Марианских островов, американский крейсер Baltimore под флагом президента США вошел в бухту Перл-Харбор. На причале его ожидала группа адмиралов в парадных мундирах.

Адмирал Нимиц поднялся на борт и доложил президенту Рузвельту, что генерал Дуглас Макартур только что прилетел из Брисбена. Через полчаса Макартур, намеренно задержавшийся, чтобы появиться с помпой, подъехал в большом открытом штабном автомобиле в сопровождении эскорта мотоциклистов. Приветствуя толпу рукой, подобно голливудской кинозвезде, прибывшей на премьеру нового фильма со своим участием, генерал Макартур поднялся на борт президентского корабля.