15 августа, когда кольцо окружения вокруг Фалеза неумолимо сжималось, была проведена операция «Наковальня» (переименованная в «Драгун»): на Лазурном берегу Средиземного моря, между Марселем и Ниццей, высадились 151 тыс. солдат и офицеров союзных войск. Большая часть сил, участвовавших в высадке, была переброшена с фронта в Италии. Фельдмаршал Александер, у которого для сил вторжения в южную Францию забрали семь дивизий, считал операцию «Драгун» абсолютно бесполезной стратегически. Как и в случае с Черчиллем, все его взгляды были устремлены на Балканы и Вену. Но англичане были неправы, возражая против операции «Драгун». Высадка на юге Франции заставила немцев спешно отступить по всему фронту, что значительно уменьшило страдания, причиненные населению Франции в ходе освобождения страны.

Пути отхода немецких войск из Фалезского котла не были перекрыты надлежащим образом по целому ряду причин, но в основном потому, что Брэдли, теперь командующий 12-й Группой армий, и Монтгомери, командующий 21-й Группой армий, не смогли наладить нормальные взаимоотношения друг с другом и вследствие этого не договорились о главных целях. Монтгомери, согласившись на «быстрое окружение» в Фалезе, и полагая, что Первая канадская армия будет быстро продвигаться вперед, не сосредоточил достаточно сил, чтобы заблокировать немецкие войска в котле. Все его взгляды в это время были устремлены к Сене, и он повернул все имеющиеся у него силы в этом направлении. Он полагал, что всегда успеет, совершив «длинный охват», окружить немцев еще до того, как они смогут дойти до реки. В результате самая узкая часть, горлышко Фалезского котла, осталась наполовину открытой. На пути рвущихся из котла остатков немецких танковых дивизий СС и других частей вермахта оказалась только одна 1-я польская танковая дивизия без какой-либо поддержки.

Другой дивизией, попытавшейся закрыть немцам выход, была 2-я французская танковая дивизия под командованием генерала Филиппа Леклерка. Леклерк отчаянно возражал американскому командованию, когда его дивизию переводили из Третьей армии Паттона. И Леклерк, и генерал де Голль хотели, чтобы именно эта дивизия, полностью оснащенная и вооруженная американской армией, первой вошла в Париж, как обещал Эйзенхауэр. Однако генерал Героу, командир корпуса, не питал особых симпатий к политическим интересам французов. Он не знал, что французы тайно при каждой возможности воруют бензин, чтобы создать запас, необходимый для несанкционированного броска на Париж.

Освобождение Парижа, пожалуй, стояло на последнем месте в списке первоочередных задач Эйзенхауэра. Такая операция потребовала бы колоссальной перегруппировки сил и огромного количества всего необходимого в тот самый момент, когда он хотел на плечах отступающих немецких войск ворваться на территорию рейха. Дивизии Паттона прошли по немецким тылам, перерезая вражеские коммуникации и громя противника, будто в лихой кавалерийской атаке – это была стихия Паттона. Приехав в 7-ю танковую дивизию, расположившуюся за Шартром, он спросил командира, когда тот собирается брать город. Командир ответил, что в городе еще продолжают обороняться немцы, поэтому потребуется еще какое-то время. Паттон его оборвал: «Там нет немцев. Сейчас три часа. Я хочу, чтобы Шартр был взят к пяти, иначе в этой дивизии будет новый командир».

19 августа, накануне прорыва немецких войск с боями из Фалезского котла, в штаб-квартиру Эйзенхауэра из Алжира прибыл генерал де Голль. «Мы должны идти на Париж, – сказал он главнокомандующему союзников. – В городе должна присутствовать организующая сила для установления в нем внутреннего порядка». Нет ничего удивительного в том, что де Голль боялся восстания, которое могут поднять коммунисты, используя свои военные формирования Franc-Tireurs et Partisans (ФТП), чтобы создать в городе революционное правительство до прихода союзных войск. Сам он тем временем повсюду внедрял собственных представителей во все еще оккупированном немцами Париже, чтобы создать основу будущего руководства страны и захватить ключевые министерства.

На следующий день, находясь в Ренне, де Голль узнал, что в столице началось восстание. Он немедленно послал генерала Жюэна с письмом к Эйзенхауэру, настаивая на том, чтобы туда немедленно направили дивизию Леклерка. Парижская полиция объявила забастовку пятью днями ранее, протестуя против приказа немцев о разоружении. Генерал Кениг послал из Лондона Жака Шабан-Дельмаса, чтобы убедить Сопротивление воздержаться пока от восстания. Но коммунисты под руководством полковника Анри Роль-Танги – местного лидера Французского внутреннего Сопротивления, хотели сами освободить Париж. 19 августа парижские полицейские, вооруженные пистолетами и одетые в штатское, захватили префектуру полиции и вывесили трехцветный национальный флаг.

Генерал-лейтенант Дитрих фон Хольтиц, немецкий комендант Парижа, счел нужным послать к префектуре немецкие войска, в результате чего начался безрезультатный бой. Гитлер приказал Хольтицу защищать город до последнего солдата и затем полностью разрушить его, но другие немецкие офицеры убедили генерала в том, что с военной точки зрения это совершенно ненужное мероприятие. 20 августа группа голлистов захватила муниципалитет Парижа, приведя в действие свой стратегический план по захвату ключевых правительственных зданий. Коммунисты, поверив в свой пропагандистский лозунг, который гласил, что власть принадлежит улице, даже не заметили, как их обошли.

Патриотический энтузиазм, с самодельными национальными флагами в окнах и стихийным пением «Марсельезы», усилил лихорадочное возбуждение. На улицах выросли баррикады, чтобы помешать немцам перемещаться по городу, на грузовики вермахта нападали из засады, а отдельных солдат разоружали или убивали. Шведский генеральный консул договорился о перемирии. Хольтиц согласился признать силы Сопротивления регулярными войсками и разрешил им оставить за собой здания, уже захваченные к этому моменту. В ответ Сопротивление должно воздерживаться от нападений на немецкие казармы и штабы. Коммунисты, заявив о том, что не были адекватно представлены на переговорах, отказались выполнять условия соглашения. Шабан-Дельмасу с трудом удалось уговорить их подождать хотя бы один день и не нападать на немецкие объекты в городе.

Когда остатки немецких войск ретировались из Нормандии через Сену, к Первой канадской и Второй английской армии присоединились 1-я бельгийская пехотная бригада, чешская танковая бригада и Королевская нидерландская бригада (Бригада принцессы Ирины). 21-я Группа армий Монтгомери, включавшая в себя вооруженные силы по крайней мере семи стран, начинала напоминать мечту Рузвельта об Объединенных Нациях.

22 августа, когда бойцы французского Сопротивления откликнулись на призыв полковника Роль-Танги: «Все на баррикады!» – и вышли на улицы города, Эйзенхауэр и Брэдли уже сообразили, что все же придется двинуть войска на Париж. Эйзенхауэр понимал, что должен представить это решение генералу Маршаллу и Рузвельту как чисто военное. Президент США был бы вне себя, узнай он, что американские военные собираются привести к власти де Голля. Де Голль, со своей стороны, пытался игнорировать тот факт, что США вообще имеют какое-либо отношение к освобождению Парижа.

Брэдли вылетел на легком самолете, чтобы сообщить Леклерку хорошую новость: можно наступать на Париж. Французские солдаты ликовали. Приказ генерала Героу выступать на следующее утро был проигнорирован, и 2-я французская танковая дивизия выступила в ту же ночь. После тяжелых боев в пригородах Парижа Леклерк 24 августа выслал в город передовой отряд, продвигавшийся по боковым улочкам. Вскоре после того, как отряд в ту ночь добрался до муниципалитета Парижа в самом центре города, множество простых граждан на велосипедах рассыпались буквально по всему городу, донося до людей эту весть. Тут же зазвонил большой колокол собора Нотр-Дам. Генерал Хольтиц и офицеры его штаба сразу догадались, что это значит.