во время процесса над обвиняемым. Я видел множество записей о судах над вторым типом лжесвидетелей, но крайне редко (rarissima vez) – над первым. Вряд ли было легко доказать, что клеветник лжесвидетельствует, ибо несчастному обвиняемому пришлось бы догадываться, кто он, и даже если бы он угадал верно, суд бы этого не признал»[476].

Статья IX предписывает, чтобы в суде не было двух людей, приходящихся друг другу родственниками или служащих один другому, даже если у них совершенно разные и отдельные должности.

Статьи X, XI и XII рассчитаны на повышение секретности инквизиторских судов. Первая предусматривает тайное хранение всех документов и наказание любому писцу, который не оправдает доверия; вторая постановляет, что писец должен записывать показания свидетелей только в присутствии инквизитора; третья требует, чтобы после приведения свидетелей к присяге в присутствии обвинителя тот мог удалиться, чтобы не присутствовать при даче показаний.

Остальные четыре статьи касаются таких вопросов, как учреждение инквизиторских судов там, где их пока нет, передача трудных вопросов в случае их возникновения в Супрему, обеспечение отдельных тюрем для женщин и мужчин; также в них оговаривается, что судебные чиновники должны работать по шесть часов ежедневно.

В дополнение к представленным 16 статьям Торквемада в тот же год издал особые указания, касающиеся персонала святой палаты. Эти указания говорят сами за себя и очень ярко демонстрируют те злоупотребления, с которыми и были призваны бороться.

Начальникам и смотрителям тюрем он предписывал никому не позволять посещать заключенных, за исключением тех, кого назначили приносить им еду. Эти люди должны были давать клятву сохранять нерушимую тайну и проверять всю еду, чтобы убедиться, что в ней не спрятано записок. Еду узникам должны приносить только специально назначенные для этого люди и никогда – смотритель или тюремщик.

Со всех служителей брали клятву хранить в нерушимой тайне все, что они видят и слышат в тюрьме.

Судебным распорядителям было приказано в случае оправдания лица, на чье имущество наложен арест, вернуть ему его собственность согласно описи, составленной в момент наложения ареста; но если у такого лица были неоплаченные долги, их могли выплатить по приказу инквизиторов, не дожидаясь согласия должника.

Если среди конфискованной собственности обнаруживалось спорное имущество, этот спор должен был разрешаться в судебном порядке; если обнаруживалось, что часть собственности, подлежащей конфискации, успела перейти к третьим лицам, следовало принять меры по ее изъятию.

Конфискованное имущество подлежало продаже по истечении 30 дней, но судебным распорядителям запрещалось покупать его под страхом полного отлучения и штрафа в 100 дукатов. Каждому распорядителю предоставлялось право выдавать оправдательный документ на собственность стоимостью до 300 000 мараведи.

Сами инквизиторы должны были при вступлении в должность давать клятву исполнять обязанности добросовестно, честно и соблюдать секретность; инквизитор или служитель инквизиции не должен был получать никаких подарков от заключенного под страхом лишения должности и штрафа, вдвое превышающего стоимость подарка плюс 100 000 мараведи; любой же, кто знал о таком подарке и не сообщил об этом, подвергался такому же взысканию.

Инквизиторы также клялись никогда не оставаться с заключенным наедине; кроме того, инквизитор или любой служащий суда не мог занимать две должности и получать два жалованья. И наконец, в любом месте, где учреждена инквизиция, инквизиторы должны сами оплачивать себе жилье и никогда не должны пользоваться гостеприимством conversos[477].

* * *

Мы видим, какие напряженные усилия предпринимал Торквемада, чтобы получить по возможности полный контроль над всем, что подчинялось инквизиторской юрисдикции в Испании, и сделать самого себя единственным судьей в делах, касавшихся ереси. Мы видим его частые конфликты с Римом вследствие того, что он считал неуместным вмешательством со стороны святого престола в дела, которые рассматривал как относящиеся исключительно к его сфере компетенции. Несмотря на постоянные протесты, результатом которых становилась отмена освобождений от наказания, выданных апостольским судом, святой престол всегда принимал тех, кто бежал из Испании в поисках примирения с церковью, которое в Риме можно было получить на гораздо более легких условиях, чем те, что выдвигали представители Торквемады.

Однако беглецов в Рим никогда не было так много, как в правление Александра VI. Никогда еще такое количество людей, практикующих иудаизм (которые в Испании должны были подвергнуться пожизненному тюремному заключению или сожжению на костре), не искало отпущения грехов из рук понтифика, который в обмен на покаяние и епитимью охотно и с готовностью даровал им прощение. 29 июля 1498 года в Риме на огромной площади перед собором Святого Петра прошло аутодафе, на котором 180 испанских отступников должны были примириться с церковью[478]. Стоит взглянуть на это событие и отметить разницу между актом веры в самом сердце христианского мира и спектаклями, которые под таким же названием устраивала испанская нетерпимость и фанатизм.

На аутодафе присутствовали градоначальник Рима, Хуан де Картахена – представитель Испании в Ватикане, апостольские аудиторы и магистр Священного дворца; сам же папа наблюдал эту сцену с балкона над лестницей собора.

Кающимся раздали санбенито, которые они надели поверх своей обычной одежды и затем вошли в собор. Там они осуществили покаяние, после чего их процессией провели к церкви Санта-Мария-делла-Минерва. В этом храме они сняли с себя санбенито и разошлись по домам; больше они не носили этот символ стыда и бесчестья[479].

Как Торквемада относился к папе, столь мало понимавшему то, что великий инквизитор считал долгом наместника Христа на земле, можно понять из позиции, которую заняли король и королева в вопросе этих примирений, и из их протестов – несомненно, вдохновленных Торквемадой. В ответном бреве от 5 октября Александр сообщил Фердинанду и Изабелле, что при даровании этих отпущений одним из наказаний, наложенных на кающихся, было то, что они никогда не должны возвращаться в Испанию, кроме как с особого разрешения католических королей[480]. Таким образом, понтифик не покушался на власть, данную испанским инквизиторам, поскольку до тех пор, пока кающиеся находились за пределами страны, они были вне юрисдикции святой палаты Испании. Что касается запрета на возвращение как части наложенного на них взыскания, он, конечно же, был излишним, ибо невозможно представить, чтобы кто-нибудь из тех, кто столь удачно получил отпущение грехов, с легкостью подверг бы себя риску возвращения туда, где до него мог дотянуться инквизиторский суд, который проигнорировал или нашел бы способ отменить или обойти покаяние, совершенное в Риме.

* * *

К тому времени, как это бреве прибыло в Испанию, Томас де Торквемада, главный враг евреев, испустил последний вздох в роскошном монастыре Святого Фомы в Авиле. Он умер тихо, сняв с себя бремя жизни и погрузившись в сон с облегчением и благодарностью, какие испытывает землепашец в конце целого дня прилежного, напряженного и добросовестного труда.