этим необходимо разобраться. Наверное, тут кто-нибудь есть… Дежурная обслуга…

– Вряд ли, – сказал Грелич. – Похоже, это не клиника, а богатая квартира.

– Что?! Где?! О господи, я ничего не вижу! Кругом темно!

– Не надо так волноваться. Кажется, я все еще управляю моими сенсорными системами. Ну-ка, осмотрись. Я настрою зрение.

Миг спустя окружающая обстановка стала доступна органам чувств. Ричи лежал на своей кровати, в высоких и светлых апартаментах на Сентрал-парк Вест. В окна лилось солнце. У стены напротив стоял тренажер – механический конь. На другой стене доминировал репринт картины Шагала.

– Это мой дом, – сказал Ричи. – Должно быть, меня доставили сюда после операции. Но где же сиделка?

– Сиделка? Бойчику понадобилась нянечка?

– Но ведь я перенес серьезную операцию.

– А я что, не оперировался разве?

– Это не одно и то же. Вы должны были умереть, а значит, медицинский уход вам не требуется. Только ритуальная служба.

– Боже! Херби, что ты несешь?!

Ричи слегка устыдился. Но ведь ситуация была для него слишком нова. Не далее как вчера он решился воспользоваться новейшим методом трансплантации сознания в другое тело. Просто не было выбора – внезапно усугубился врожденный порок сердца и жить оставалось всего ничего. Ричи отправился в офис технологической компании «Пересадка разумов» и узнал, что может незамедлительно получить в свое владение чужой организм. Некто Мозес Грилич намерен ликвидировать собственную личность, тело продать, а деньги перевести в Израиль.

И вчера же состоялась операция.

В дверь позвонили. Ричи накинул халат, сунул ноги в шлепанцы и вышел в прихожую. Может, технологическая компания все-таки прислала медсестру?

Он отворил дверь. За порогом стояла высокая, худая пожилая женщина: темные волосы уложены на затылке в путаный узел; одета в простенькое пальто; в одной руке ридикюль, в другой – белый бумажный пакет. И было в ее внешности нечто… наводившее на мысль, что в молодости она была хороша собой.

– Мозес здесь? – нерешительно спросила она. – Этот адрес мне дали в «Пересадке разумов».

Ричи себе казался кем-то вроде сказочного персонажа. С того момента, как Грилич вернул контроль над своим телом, Ричи мог видеть и слышать, а иногда и говорить, но ни над чем другим он не был властен. А еще – никаких телесных ощущений. Когда тело шагало, Ричи словно плыл в шести футах над полом.

– Я здесь, – проговорил Грилич голосовым аппаратом Ричи.

– Мойз! – воскликнула женщина.

– Эстер? Это правда ты?

– А кто же еще?

– Входи, входи, – позвал Мозес.

Эстер тщательно вытерла ноги о коврик и вошла в квартиру.

Мозес повел ее в гостиную. Он уже освоился в жилище Ричи. Указал на кресло.

– Ню! У тебя что, нет кухни? – спросила Эстер. – В кухне мне гораздо уютнее.

Ричи слушал разговор. Что-то о друзьях Мозеса – они-де волнуются за него в кафе на Восточном Бродвее. Кто-то из них прочел в «Нью-Йорк пост», что Мозес Грилич решился на операцию по трансплантации тела. Будто бы он согласился кому-то свое тело продать. По словам автора статьи, Мозес заявил: поскольку Господь потерпел фиаско и коммунизм потерпел фиаско, а теперь еще и капитализм потерпел фиаско, он не видит смысла в дальнейшем существовании. Он намерен стать первым человеком в истории, который докажет верность старинной поговорки: «Если бы богатые могли нанимать нищих умирать за них, нищие хорошо бы зарабатывали».[102]

– Как же вышло, что ты все еще жив? – спросила Эстер.

Ричи собрал всю свою энергию и выдал:

– Он не должен жить!

– Извини… Что ты сказал?

– Не удалась операция, – пояснил Ричи. – Меня трансплантировали, но не избавились от Мозеса. Это тело теперь мое по праву, но он все еще здесь. Проклятье!

У Эстер глаза полезли на лоб. До отказа наполнив легкие воздухом и выпустив половину, она заговорила:

– Приятно познакомиться, мистер…

– Каслман. Ричи Каслман. А вы?..

– Миссис Казорней. Эстер Казорней.

Она нахмурилась, как будто собиралась сказать: «Просто не верится, что это происходит на самом деле». Но вместо этого осторожно произнесла:

– Мойз, ты правда все еще здесь?

– Конечно, я здесь. Где же еще мне быть?

Ричи отметил, что голос у Грилича погрубее, чем у него самого. Грилич говорит с напором, даже с некоторым драматизмом. Фразы изобилуют интонационными подъемами и падениями, и он на всю катушку использует диминуэндо и крещендо.

– Да, Эстер, – продолжал Грилич, – по милости эпохи, в которой нам довелось жить, я не покинул сей мир. Эти криворукие клуцы даже бедного еврея убить не могут – чему их только Гитлер учил? Эстер, мы живем в эпоху гойского апофеоза. К власти пришло быдло, и оно нам демонстрирует, что значит круто лажать, уж прости за вульгаризм.

Эстер извиняюще махнула ладошкой, а затем вгляделась в лицо Мозеса и тихо спросила:

– Мойз?

– Да здесь я, здесь, – ответил тот. – Куда я денусь?

– А юноша, что в тебе поселился? Он наш человек?

– Атеист! – вклинился Ричи. – Чистокровный атеист.

– Слышала? – спросил Мозес. – Атеизм – первый шаг к иудаизму.

– Да ни черта подобного! – возразил Ричи.

– А ты какого толка атеист? – поинтересовался Грилич.

– Толка? А сколько их всего, этих толков?

– Два как минимум. Интеллектуальный и инстинктивный.

– Думаю, я интеллектуального толка.

– Ага!

– Что – ага?

– Ты собственными устами подтвердил давно выношенный мною тезис. Евреи – атеисты не инстинктивные. Евреи, даже самые глупые из нас, – прирожденные спорщики, а следовательно, интеллектуалы. Ни один еврей не решится на самоубийство, пока не проведет долгую аргументированную дискуссию с самим собой, пока не обсудит досконально вопрос, как на самоубийство смотрит Бог.

Снова раздался звонок. Грилич отворил дверь.

– Соломон! – вскричал он при виде высокого чернокожего гостя. – Соломон Гранди, эфиопский еврей, – объяснил он Ричи.

– Мойз, ты меня слышишь? – спросил Соломон. – Этот адрес мне Эстер дала.

– Да-да, Соломон, я тебя слышу. Ты пришел в квартиру мэнча, который приобрел мое тело. К сожалению, вместе со мной.

– Но как такое может быть?

– Я с этим разбираюсь. А зачем ты, собственно, явился? Опять нести эту твою африкано-хасидскую псевдонаучную чепуху?

– Я пришел просто как друг, – заявил Соломон.

– Очень мило, – сказал Грилич. – Убийца наведался к трупу, чтобы поплакать над ним.

– Не понимаю, о чем ты.

– А вот о чем: где ты был, когда я нуждался в друге? Где ты был, пока я не свел счеты с жизнью?

– Свел счеты с жизнью? Не очень-то ты похож на покойника.

– Я пытался. То, что я все еще жив, – просто случайность.

– Случайность – это так принято говорить. Но того, что подразумевается под случайностью, можно сказать, никогда не случалось.

– Софистика! – вскричал Грилич.

Соломон довольно долго просидел