– Разумеется, – согласился Ричи.

Снова зазвонил телефон. На этот раз трубку взял Грилич.

– Мистер Каслман? – спросил женский голос.

– Это Грилич.

– Мистер Грилич, это Рэчел Кристиансен. Я штатный секретарь в компании «Пересадка разумов». Хочу извиниться за содеянное… Поверьте, это не нарочно… Я и представить не могла…

– Что случилось? – вмешался Ричи.

– Все так сложно… Думаю, нам нужно встретиться… Конечно, если у вас найдется время…

– Найдется время! – воскликнул Ричи. – Где и когда?

– Тут возле моего дома есть кафе… Это в Бронксе… Или правильнее сказать – в Верхнем Манхэттене? Я в городе новичок, знаю только, как до работы добираться.

– Как называется кафе?

– «Коричневая…» корова? Или овца? Запамятовала… Я туда, вообще-то, не заходила – выглядит не ахти…

– Адрес?

– Дайте подумать… В метро я спускаюсь на углу Сто шестьдесят седьмой улицы и авеню Джером, а «Коричневая скотина» в двух кварталах по направлению к центру города от входа… Это получается Сто шестьдесят пятая улица, на восточной стороне авеню Джером. А может, в направлении к окраине? Простите… Обычно я более собранная, но эти события…

– Понимаю, – сказал Ричи. – Мы возьмем такси. Примерно через полчаса встретимся с вами в Бронксе. Годится?

– Конечно, мистер Каслман. Все объяснить – это самое меньшее, что я должна для вас сделать. Хотя не уверена, что заведение из приличных…

– Да насколько же неприличной может быть кафешка? – вмешался Грилич. – До встречи.

И положил трубку.

– Я хотел спросить у нее домашний адрес и номер телефона, – сказал Ричи.

– Не усложняй. Она придет.

* * *

Поездка на такси была не лишена юмора и пафоса, но описывать ее мы не станем, поскольку она не имеет отношения к сюжету. Отметим лишь, что наши герои разыскали кафе «Брюне ваше»[105] на углу Джером и Сто шестьдесят шестой и оставили смуглого таксиста ломать голову, как могла такому франтоватому пассажиру приглянуться забегаловка, где варят самый дрянной кофе в пяти боро. Наверное, этот типчик связан с мафией, предположил кубинец.

В кафе было сумрачно и почти пусто. Рэчел Кристиансен – возрастом под тридцать, с избыточным весом и миловидным личиком, обрамленным светло-каштановыми кудряшками, – ждала за столиком возле входа; перед ней стояла чашка чая. Когда Каслман вошел, она встала.

– Мистер Каслман? Я Рэчел Кристиансен. Поверьте, я так сожалею о случившемся! Честное слово, я не хотела…

– Что случилось? – перебил ее Ричи.

– Не знаю, могу только догадываться. Возможно, моя догадка совершенно ошибочная.

– Просто поделитесь со мной этой догадкой.

– Хорошо. Как я уже сказала, ничего не могу утверждать наверняка. Однако Натану ужасно не нравилась работа, которую ему приходилось выполнять. Вернее, для которой его наняли. Вы были его первым пациентом. Саму идею о том, чтобы забрать у человека жизнь, пусть даже с согласия владельца этой жизни, он считал богохульственной.

– Так чем же он занимался на этой работе?

– Вначале даже не знал, что придется лишать людей жизни. То есть знал, но как-то отгородил свой разум от этого обстоятельства. Очень уж нужна была ему эта работа. Натан только что переехал сюда из Сан-Антонио, это в Техасе, – хотел изучать Тору у рабби Томаси. Рабби Томаси тоже из Сан-Антонио. Наверное, знаком с родителями Натана.

– Натану эта учеба для раввината понадобилась? – спросил Грилич.

– Простите, не поняла.

– Он хотел стать раввином?

– Я бы предпочла, чтобы он сам ответил, – сказала Рэчел. – Это ведь личное. Да к тому же я не в курсе. Возможно, собирался поначалу, но потом раздумал. Однажды он пришел к нам на собрание, задавал пастору вопросы.

– Что за собрание? – спросил Грилич.

– Международного общества дружбы христиан. Наш главный офис в Форт-Уэйне, это штат Индиана, а здесь есть отделение, на Сто семьдесят третьей улице.

– И что за вопросы он задавал? – осведомился Грилич.

– О правильных отношениях человека и Бога в нынешнем секулярном веке. Наш пастор явно не одобрил идею насчет убийства.

– Суицид – не убийство, в строгом смысле слова.

– Убить себя – это все-таки убить, – возразила Рэчел. – Грех, как ни крути. Даже мистер Ницше был против.

– А причем тут Ницше? – спросил Грилич.

– Его Натан постоянно цитировал. А еще Камю.

– Камю! – воскликнул Грилич. – Должно быть, Натан цитировал то место, где говорится, что единственный по-настоящему важный вопрос – стоит ли покончить с собой?

– Вроде то самое, – подтвердила Рэчел. – Натан еще упоминал какого-то старого грека… Сисси… Что-то вроде.

– Сизифа? – догадался Грилич. – Похоже, мы с Натаном родственные души.

– Вы правда так думаете, мистер Каслман? – не скрывая неодобрения, спросила Рэчел.

– Это Грилич говорит, – объяснил Грилич. – Я тоже здесь – по вине вашего приятеля, у которого то ли случился перелом в убеждениях, то ли сдали нервы, а впрочем, какая разница?

– Я просто теряюсь, – проговорила Рэчел. – Это у вас более низкий голос?

– Да, а еще воображаемые пейсы. Впрочем, не важно. О чем еще говорил Натан?

– Я плохо помню… Однажды он рассказывал о менялах в храме. Вроде в разговоре с мистером Мейером… И тон был недовольный, точно.

– Менялам тоже надо на что-то жить, – сказал Грилич.

– Не будем уходить от темы, – потребовал Ричи. – Рэчел, почему вы решили, что в случившемся есть ваша вина?

– Я поощряла желание Натана внимать голосу совести. Объясняла, что это сам Всевышний с ним говорит. Думаю, я как-то влияла на него. Но поверьте, у меня и в мыслях не было, что он способен решиться на подобный поступок… Конечно, если случилось именно это.

– Не подскажете, где можно найти Натана Коэна? – спросил Ричи.

Рэчел раскрыла сумочку и извлекла листок бумаги:

– Здесь адреса: его и его рабби. Это все, чем я могу вам помочь. Да, еще одно: Натан обожает шахматы. Однажды водил меня в шахматный клуб. Только я забыла где… В жилом центре города? Или в деловом? Очень приятное местечко.

В «Маршалле» Натана не оказалось, зато он нашелся в Манхэттенском шахматном клубе на Западной Девятой улице в Гринвич-Виллидже. Директор указал на долговязого, тощего, бледного молодого брюнета, сгорбившегося над доской номер один. Эмиль Бобул, венгерский гроссмейстер, играл черными. Бобул зашел в клуб развлечься – и нарвался на серьезного противника. Сгорбившись над защитой Нимцовича, Натан одной рукой подпирал челюсть, а другую держал на шахматных часах.

Через некоторое время он поднял глаза, узнал Грилича, поразмышлял, пожевал губами, покачал головой, наклонился вперед и что-то тихо сказал Бобулу. Тот пожал плечами. Натан положил короля, встал и подошел к Гриличу.

– Мистер Грилич, – сказал он, – пожалуй, я должен объясниться.

– Уж будьте любезны, – проворчал Грилич.

За чашкой кофе в ближайшем