во всей Гиперборее, пришлось прервать нить размышлений, ибо его отвлек этот крик, зловещий и резкий, словно стрекот цикады. Он кисло уставился на нищего, просящего подаяние. В этот вечер мысли Авузла Вутоккуана на пути домой полны были восхитительных картин: сияя и дробясь разноцветными оттенками, благородные металлы, монеты, слитки, золотые и серебряные украшения, а также драгоценные каменья ручейками, реками и бурными каскадами устремлялись в сундуки Авузла Вутоккуана. Видение исчезло; остался назойливый и неприятный голос, умолявший о милостыне.

– Всего два пазура, о наищедрейший, и ты получишь от меня предсказание!

Авузл Вутоккуан снова взглянул на попрошайку. Никогда еще во время прогулок по Коммориому ему не доводилось встречать такого презренного представителя нищенского сословия. Попрошайка был на удивление дряхл, и его коричневую, как у мумии, кожу покрывала сетка морщин, будто сплетенная в джунглях гигантским пауком. Его лохмотья выглядели прямо-таки неправдоподобными; седая борода опускалась на грудь, теряясь среди лохмотьев и напоминая белый мох первобытных можжевельников.

– Мне не нужны твои пророчества.

– Один пазур.

– Нет.

Глаза нищего в запавших глазницах полыхнули злобой – они были словно головы двух ядовитых гремучих змей в норе.

– Тогда, о Авузл Вутоккуан, – прошипел нищий, – ты получишь свое предсказание даром. Слушай же, что уготовила тебе судьба: безбожная и безмерная любовь, которую ты питаешь к вещам, заведет тебя в странное место, где ты встретишь свой конец, какого не видали и не увидят ни солнце, ни звезды. Тайное сокровище, сокрытое под землей, заманит тебя в ловушку, и сама земля поглотит тебя.

– Пошел прочь! – сказал Авузл Вутоккуан. – Поначалу слова твои звучали более чем загадочно, однако закончилось все банальностью. Мне не нужен нищий попрошайка, чтобы узнать судьбу, которая и без того суждена всему живому.

II

Это случилось спустя много месяцев, в год, который историкам доледникового периода известен как год Черного тигра. Авузл Вутоккуан был в своем доме, в комнате на первом этаже, где обычно вел дела. Косой луч алого заката на краткий миг проник в окно, зажег радужными искрами змеящийся узор лампы на медных цепях, украшенной самоцветами, вдохнул огонь в крученые серебряные и золотистые нити на потемневших шпалерах. Авузл Вутоккуан, сидевший в охристой тени за пределами круга света, вперил суровый и насмешливый взор в клиента, чье смуглое лицо и темный плащ позолотило гаснущее светило.

Клиент был чужестранцем, вероятно купцом из дальних стран, рассуждал ростовщик, или представителем более сомнительной профессии. Узкие, косящие глаза цвета зеленого берилла, растрепанная борода с синим отливом и странный покрой прискорбного одеяния свидетельствовали о чужеземном происхождении.

– Три сотни джалов немалая сумма, – задумчиво промолвил ростовщик. – К тому же я совсем тебя не знаю. Как я могу тебе доверять?

Гость вытащил из-за пазухи мешочек из шкуры тигра, перевязанный сухожилием, ловко раскрыл его и выложил на стол перед Авузлом Вутоккуаном два неограненных изумруда невероятного размера и безупречной чистоты. Поймав косой солнечный луч, сердцевины изумрудов вспыхнули холодным льдистым огнем; и алчные огоньки зажглись в глазах ростовщика. Однако его голос остался спокойным и равнодушным.

– Возможно, я соглашусь ссудить тебе сто пятьдесят джалов. Изумруды трудно пристроить; и, если ты не вернешься их выкупить, мне придется раскаяться в собственной щедрости. Однако я готов рискнуть.

– Ссуда, о которой я прошу, лишь десятая часть их истинной цены, – возразил клиент. – Давай двести пятьдесят? Мне говорили, в Коммориоме есть и другие ростовщики.

– Готов дать разве что две сотни. Камни и впрямь хороши. Но ты же мог их украсть, почем мне знать? Не в моих привычках задавать нескромные вопросы.

– Бери, – поспешно промолвил чужестранец и безропотно принял серебряные монеты, которые отсчитал ему Авузл Вутоккуан.

Ростовщик с сардонической ухмылкой смотрел ему вслед и размышлял. Он был уверен, что камни украдены, но это ничуть его не заботило. Не важно, кому они принадлежали раньше и какова их история; отныне эти драгоценности станут ценным пополнением сундуков Авузла Вутоккуана. Даже меньший из изумрудов был гораздо дороже трехсот джалов, но что-то подсказывало ростовщику, что чужестранец едва ли вернется за своими камнями… Не было никаких сомнений, что этот человек – вор и рад избавиться от доказательств своего преступления. А что до их настоящего владельца, то разве должно это заботить ростовщика? Теперь изумруды – его законная собственность, и по молчаливому согласию между ним и чужестранцем сумма серебром была скорее платой за камни, чем займом.

Закатный свет быстро померк, и в сизых сумерках погасли металлические нити в оконных занавесях и цветные глаза самоцветов. Авузл Вутоккуан зажег резную лампу, отпер медный сундучок и высыпал на стол к изумрудам сверкающий ручеек из камней. Тут были бледные ледышки топазов из Мху Тулана и царственные кристаллы турмалина из Чо Вулпаноми; холодные и неуловимые сапфиры с севера, и арктические сердолики, похожие на замерзшую кровь; и южные алмазы, сверкавшие изнутри белыми звездами. Горки алых, немигающих рубинов и переливчатые, словно тигриный глаз, самоцветы; гранаты и алаброндины сияли мрачным пламенем в свете лампы рядом с беспокойным блеском опалов. Были здесь и изумруды, но ни один не мог сравниться чистотой и размером с теми, которые ростовщик приобрел нынче вечером.

Авузл Вутоккуан разложил камни сияющими рядами и кругами, как делал много раз, а все изумруды отложил в сторону вместе с новыми приобретениями, капитанами в шеренге. Он был весьма доволен сделкой, доволен своими ломящимися от сокровищ шкатулками. Ростовщик разглядывал камни с алчной любовью и скупым самодовольством; его глазки напоминали бусинки яшмы, вдавленные в морщинистую кожу, как в потемневшую от времени пергаментную обложку старинного сборника сомнительных магических ритуалов. Деньги и драгоценные камни – лишь они неизменны и неразрушимы в мире вечных перемен и случайностей, рассуждал ростовщик.

Его размышления были внезапно прерваны удивительным происшествием – два самых крупных изумруда без предупреждения, ибо он не касался их и никак не тревожил, откатились в сторону от своих сородичей по гладкому ровному столу из черного дерева огга; и не успел изумленный ростовщик преградить им путь рукой, камни исчезли за краем стола и с мягким стуком ударились об ковер.

Подобное поведение было неслыханным и весьма необычным, если не сказать непостижимым, но ростовщик не задумываясь вскочил, думая только о том, как вернуть свои драгоценные камни. Едва успев обогнуть стол, он заметил, как они, продолжив свое таинственное передвижение, юркнули за дверь, которую чужестранец, уходя, не закрыл. Дверь вела во двор, а двор выходил на улицы Коммориума.

Авузл Вутоккуан был встревожен, но скорее тем, что может потерять свои драгоценные камни, чем их загадочным побегом. Он продолжил погоню с