– Я мог бы попросить залог, но за вас поручился Игини, поэтому не стану этого делать.

Адвокат не забрал у них денег, но лишил всякой надежды, запугав холодными и отстраненными речами:

– По какой причине твоя дочь слонялась около дворца? Просить прощения? – Адвокат раздраженно взмахнул рукой.

– Откуда вам все известно, ведь ее забрали только сегодня утром?

Обросший густой каштановой бородой, но без единого волоска на голове, кроме двух прядей, закрывавших уши, адвокат Жоан Борра, не поднимаясь из-за стола, смерил взглядом Уго и Катерину, стоявших перед ним.

– Вся Барселона только и говорит о том, что исчез сын адмирала и твоя дочь задержана, – сказал адвокат. – Весть уже разлетелась повсюду. У твоей дочери мало шансов выиграть суд. Она пыталась украсть ребенка у графини…

– Это неправда.

– Все видели, как она, словно одержимая, вцепилась в ребенка и не отпускала его даже под страхом смерти, – закричал адвокат. – Вся Барселона! Епископ, адмирал… да и я сам! Я был там. – (Уго вздохнул, на глаза Катерины навернулись слезы.) – Эта женщина во всеуслышание кричала, что вернет своего сына. И, насколько я понимаю, не в первый раз. – Борра немного помолчал. – Это ведь сделала она, не так ли?

Катерина незаметно пнула винодела: «Не признавайся!»

– Она была с нами всю ночь, – заявил Уго. – Нет, это не Мерсе.

– Значит, – протянул адвокат, – вы утверждаете, что это была графиня?

– А кому еще это выгодно?

– Во всей Каталонии вы не найдете суда, который обвинит графиню де Наварклес. Это очень непростое дело, Уго. Я не хочу вселять в вас ложные надежды.

– И что будет дальше?

– Сегодня графиня самолично перед викарием обвинила твою дочь в похищении и возможном убийстве Арнау Эстаньола, старшего сына адмирала каталонского флота. Следовательно, викарием был назначен судья-асессор – им стал один из юристов, зарегистрированных в Книге приора. Начиная с этого момента прокурор вправе предъявить обвинение – на это у него есть двадцать пять дней, поскольку обвиняемая уже находится под стражей. У твоей дочери возьмут показания, и, если она не признается… прокурор, без сомнений, попросит судью применить пытку – и ее будут пытать до тех пор, пока она не сознается. И я совсем не удивлюсь, если, учитывая все обстоятельства, судья даст согласие. На его месте я бы поступил именно так.

Уго едва сумел побороть головокружение, чтобы подхватить побелевшую Катерину.

– Вас тоже вызовут на допрос. И должен предупредить, что пытки применяются и по отношению к тем свидетелям, правдивость показаний которых вызывает сомнения, – продолжил адвокат. – Так что будьте готовы и к такому развитию событий.

– Так вы сможете защищать мою дочь или нет? – спросил Уго, испугавшись не столько предупреждения адвоката, сколько того, что он сам не захочет подтверждать клятву о клевете, как случилось, когда Эулалия забрала у него виноградники.

– Ситуация паршивая, – сказал Жоан Борра, – но вы не найдете никого, кто справится с этим лучше меня, – хвастливо заявил он под конец.

– Настоятельница сделала вид, будто раздумывает, будто ей трудно решиться, заявила, что это доставит им неудобства и что правила запрещают… – рассказывал Симон, вернувшись из приората. – Но в ее глазах стояли слезы, а руки так и тянулись погладить малыша. В конце концов она согласилась.

– А как Арнау? – спросила Катерина.

– Он был еще сонным, но выглядел получше… даже после дальней дороги. Его накормили – он ел без особой охоты, но хотя бы ел! Потом он немного удивился, когда увидел вокруг себя женщин в облачении, но они – и особенно молодые – взяли на себя заботу о мальчике. Он выглядел довольным. Спрашивал о графине… да, он так и сказал: «графиня» – и даже улыбнулся, когда понял, что ее тут нет.

Катерина взглядом умоляла рассказать об Арнау еще немножко. Симон улыбнулся и продолжил:

– Все будет хорошо, не переживайте. Действие зелья, которым его, видимо, поили, заканчивается. Мальчик, которого я оставил в монастыре, сильно отличался от того, которого я вез в корзине.

– А настоятельница… она передала тебе какое-нибудь письмо для Мерсе?

– Нет. Сказала только передать, что она позаботится об Арнау, как ее и просили. Кстати, а где Мерсе?

Уго рассказал о случившемся. Вольноотпущенник помрачнел.

– Мы все знали, что это опасно, – пробормотал Симон.

Кажется, лишь теперь Уго начал понимать, насколько опасное решение они приняли из любви к мальчику, не просчитав все риски. Похищение ребенка каралось смертной казнью, а викарий не поверил в их оправдания. Что будет, если кто-нибудь из них признается под пытками? А если заговорит кто-нибудь из солдат? Катерина была соучастницей. И Лусия, и Симон. И Педро. От Берната, равно как и от викария с судьей, пощады ждать не приходилось. Сердце Уго сжималось от одной мысли, что из-за его необдуманного решения может пострадать столько ни в чем не повинных людей.

– Настоятельница больше ничего тебе не сказала?

Уго возобновил разговор, чтобы избавиться от тягостных раздумий.

– Нет. Ну, говорила, что обычно монашки говорят: чтобы твоя дочь молилась Святой Деве, и всякое такое.

– Что значит «всякое такое»? – напрягся Уго.

Симон раздраженно мотнул головой.

– Ну… – Он задумался. – Дескать, пусть твоя дочь будет уверена, что аббатиса молится вместе с ней, – вспомнил Симон. Лицо Уго просветлело. – Это так важно? – спросил погонщик мулов.

– Ты даже не представляешь насколько, – ответила за него Катерина, которая знала о встрече Арсенды и Мерсе в церкви Бонрепоса и о том, как они вместе возносили молитву.

– Твоя дочь не захотела признаваться в преступлении, – заявил Жоан Борра.

Этот гордый и самонадеянный адвокат стал единственной нитью, связывающей их с Мерсе. Только у него было право видеть ее и с ней говорить.

– Значит… ее будут пытать? – прошептал Уго.

– Пока нет. Думаю, они будут ждать возвращения адмирала. Этого потребовал поверенный, который представляет интересы графа де Наварклес. Как бишь его…

– Герао, – подсказал Уго.

– Да, – кивнул адвокат, – он самый.

– Значит, пока ее пытать не будут, да?

Катерина молчала, властный вид адвоката ее сковывал.

– Именно пока. И прокурор, и викарий считают, что, если подвергнуть твою дочь пыткам, можно быстрее узнать местонахождение ребенка. Медлить с его освобождением рискованно. Никто толком и не понял, почему сторона адмирала так медлит.

– Бернат об этом знает?

– Не знает сейчас, так скоро узнает. Думаю, жена и его поверенный об этом позаботятся. Хотя, конечно, викарий послал ему официальное извещение о пропаже сына и начале процесса над его первой женой.

Герао не позволил пытать Мерсе, обрадовался Уго. Как бы мажордом ни предостерегал их в тот вечер, когда пришел в таверну, как ни силился показать