печальной судьбе Марии и Илии, о деятельности Комитета, о предательстве Маноя Сара и жуткой формуле, превращающей людей в фармагулов, о том, что Касирой Лот на самом деле был боссом Синдиката, о происхождении и истинной природе Шеклоза Мима, о плане по уничтожению купола, который предложил сам Нгахнаре, о Мадзунту из племени Наджуза и подвиге команды "Отважной куртизанки", о новой роли реамантии, о походе Комитета, о стычках с фармагулами, культистами и порождениями ветров, об уничтожении внешней оболочки купола и механизме внутри, о… о появлении Этикоэла Тона и его странном поступке.

— Выжил один лишь я. Реамантия, убившая всех остальных, спасла меня, — со вздохом закончил свой рассказ Аменир.

— Я ему не верю, — заявил Миро и покосился на гору трупов культистов, завернутого в плащи мертвого Шеклоза, Коваленуапу и призрачные силуэты солдат из отряда Комитета. — Во всяком случае, не всем его словам.

На лице Бахирона не дрогнула ни одна мышца за все повествование, даже когда король узнал ужасную правду о людях, которых считал своими друзьями, верными соратниками и ценными советниками в управлении страной. Но он поверил реаманту.

— Все сказанное им — правда, — негромко произнес Мур. — Этому юноше незачем лгать нам. К тому же его рассказ слишком реален, как это ни печально. Наш мир жесток, но верен своим законам. Власть развращает, города горят, люди умирают, а неизвестное остается неизвестным лишь до тех пора, пока с него не будет сдернут покров тайны.

Лишь одно обеспокоило короля — Комитет ничего не знал о судьбе Джоанны. Если даже вездесущие агенты Тайной канцелярии не смогли найти ее, значит ли это, что ее больше нет в живых? Нет, исключено. Она сделала все, что могла, и теперь скрылась вдалеке от ирреальных кошмаров, ожидая возвращения супруга и заботясь об их новорожденном сыне…

— Выходит, то, что один реамант движением руки уничтожил целый отряд, тоже правда? — подозрительно поинтересовался Миро. — Почему же они все это время скрывали свою истинную силу?

— А что бы ты сделал, если бы обладал подобной силой или властью над людьми, которые наделены способностью к мощной реамантии? — спросил Бахирон, испытующее взглянув на марийца.

— Я бы…

По-Кара осекся. Он понял, к чему вел король.

— Существуют такие силы, о которых не должен знать никто, — продолжил Бахирон. — Реамантия способна сотворить много благ, но мы воочию убедились в ее разрушительной мощи. Как бы то ни было, она остается наукой, инструментом в руках человека. А люди бывают разные.

— Вот именно, — Миро схватился за меч. — Где уверенность в том, что этот мальчишка не нападет на нас сейчас и не сотрет в порошок, как это сделал его учитель с отрядом Комитета?

Аменир нервно сглотнул, наткнувшись на грозный взгляд бывшего марийского военачальника. "Сейчас меня признают угрозой и убьют".

— Глупости, — поморщился король, положив руку на плечо По-Кара. — Если бы он хотел, то уже расправился бы с нами. Не нужно бросаться в крайности, Миро. Ты в последнее время стал очень раздражительным, прямо как…

— Как Илид По-Сода? — резко спросил мариец, однако все же вложил меч в ножны.

Бахирон снова поморщился, но на этот раз словно от боли. Есть раны, которые со временем причиняют все больше страданий. Клинку сожалений наплевать на прочность доспеха и крепость тела, он пронзает душу человека…

— Как Илид, — после продолжительной паузы согласился король.

К Миро пришло осознание того, что он сказал лишнее. На лицо Бахирона легла тень воспоминаний, но мгновение спустя она исчезла, уступив место былой решительности и невозмутимости с легким оттенком усталости.

— Наша история не так богата на события, как твоя, молодой реамант, — произнес король, повернувшись к Амениру. — Тяжело сосчитать дни, когда ночь и день размыты в белых тенях и темном свете солнца, но, наверное, мы сражались с порождениями ветров около двух месяцев. Впрочем, для меня, для Миро и для всех наших солдат эти месяцы показались вечностью. Думаю, ты прекрасно понимаешь меня, ведь ты тоже был в том лесу. Вот, в общем-то, и все, что я могу рассказать тебе.

— Так это вы отвлекли тех чудовищ в чаще, чтобы они не спустились в кратер и не убили всех нас? — догадался реамант.

— Да. Маршрут Комитета из Нового Крустока к куполу был легко предсказуем, мы давно уже охраняли его, ожидая решительных действий со стороны комитов, и, как оказалось, не зря. Однако когда вы были уже у своей цели, практически весь лес пришел в движение, отовсюду начали вылезать кошмарные твари, которые целеустремленно направились к куполу. Мы в тот момент были немного севернее расчищенного пути, но сразу поняли, что именно произошло. Времени не оставалось, первую волну быстрых чудовищ мы уже не успевали перехватить, но самых больших, медлительных и смертоносных монстров нам удалось остановить прямо у кратера. В борьбе с ними важна мобильность и возможность укрыться, чего у вас не было. Так мы и задержали их. А когда купол исчез, они… наверное, запаниковали или что-то подобное. В общем, воспользовавшись моментом, мы убили, если так можно выразиться по отношению к ним, немало порождений ветров. Остальные скрылись, но мы не стали преследовать их, а сразу направились к вам.

— И обнаружили здесь только тебя, — закончил за короля Миро. — Я имею в виду, из живых. Ты пойми нас правильно, но у нас в равной степени нет причин доверять или не доверять тебе. Хотя я склоняюсь к недоверию.

— Хватит об этом, — остановил его Бахирон. — Много наших товарищей пало в бою, я сам был бы рад умереть за жизнь любого из них. И ноша этого юноши в разы тяжелее, чем наши с тобой, Миро. Он — последний выживший, свидетель сокрушительного поражения сразу же после успеха и человек, которого предал едва ли не самый главный авторитет в его жизни — собственный учитель. Старик Этикоэл оказался повинен в страданиях людей и изуродованной реальности… Я и сам не могу в это поверить. Он, конечно, всегда имел прескверный характер, но подобного я от него не ожидал.

— Вы знакомы с мастером Тоном? — растерянно спросил Аменир просто потому, что надо было что-то спросить.

— Да, я часто беседовал с ним и Патиканом Федом. Мне нравилось слушать споры двух мудрых пожилых людей, хотя один всегда был сдержан и рассудителен, а второй бурлил желчью, энергией и невероятными идеями. В их словесном противостоянии рожался образ прекрасного мира — живого, но спокойного, свободного, но дисциплинированного, страстного, но беззлобного. Я стремился к этому миру, хотел воссоздать его хотя бы в Алокрии, чтобы мой народ был