в регионе позицию, которая будет достаточно дружественной, чтобы обеспечить безопасность Тайваня, сдерживая материк, но в то же время не настолько дружественной, чтобы побудить КР спровоцировать материк и втянуть США в конфликт с Китаем. В долгосрочной перспективе целью госсекретаря Джона Фостера Даллеса была ситуация разделенной страны, схожая с ситуацией в Германии. В краткосрочной перспективе Даллес стремился поддерживать статус-кво зашедшей в тупик гражданской войны и двух Китаев. В 1955 году отношения в проливе представляли собой треугольник, где США опять оказались в центре гражданской войны.

Новая идентичность и один Китай

В 1979 году США признали Китайскую Народную Республику. Теперь, с американской точки зрения, КР была неправительственным объединением на острове, чей статус был объявлен неопределенным в 1950 году. Сближение Вашингтона с материком также катастрофически понизило международный авторитет КР, начиная с исключения из ООН в 1972 году и заканчивая стабильным потоком наций, переключившихся с признания КР на признание КНР.

В ответ изменилась и внутренняя политика Тайваня. К концу XX века он находился в процессе перехода к демократии. Все политические институты острова стали избираться населением, возникла оппозиционная партия под руководством местных китайцев, ориентированная на независимость, были сняты ограничения политических свобод, введенные во время гражданской войны, и началось экономическое взаимодействие с материком.

Демократизация глубоко отразилась на идентичности Тайваня и его народа. Снятие ограничений военного времени было негласным признанием, что гражданская война за контроль над материком окончена. Более того, избрание законодательных органов и президента только народом Тайваня подтачивало миф о том, что КР представляет Китай, и говорило о сепарации. Как может правительство, претендующее на власть над всем Китаем, избирать своих лидеров силами лишь одной провинции?

Кроме того, демократия сделала возможным обсуждение ранее запретных тем, таких как различная история Тайваня и континента, что позволило местным китайцам, ранее лишенным гражданских прав, заявить о своей идентичности, отличной от навязанной материковыми властями. Теперь избранным лидерам пришлось считаться с этой переменой.

Результаты поражали. Что касается личной идентичности, опрос показал, что за период с 1992 по 2015 год число респондентов, идентифицировавших себя как «тайваньцев», выросло с 17,6 % до 59,5 %, а тех, кто считал себя «китайцами» — уменьшилось с 25,5 % до 4 %. Кроме того, в опросе, проведенном в конце 2015 года, наибольшее число опрошенных (69,3 %) поддержало описание отношений с материком как «по одному государству на каждой стороне [пролива]», и лишь 16,2 % поддержали позицию материка, что «обе стороны пролива принадлежат Китаю». В отличие от побежденных в гражданской войне лидеров, тосковавших по возвращению на материк, сегодня общественное мнение говорит о твердой идентификации населения с Тайванем (как с островом, так и его правительством) как отдельной единицей.

И современные политики откликаются на эти настроения. Обе крупнейшие политические партии Тайваня утверждают, что Тайвань (КР) — «суверенное независимое государство», имеющее право участвовать в международной политике и вести переговоры с материком на равных основаниях. Например, президент Тайваня Цай Инвэнь (с мая 2016 года) до сих пор отказывается признать несколько натянутое определение Тайваня как части Китая, сделавшее возможным переговоры через пролив с 2008 года, — в одной зарубежной поездке она расписалась в гостевой книге как «Президент Тайваня (КР)». Последовательность такой идентификации не была случайной.

В отличие от Тайваня, позиция КНР за шестьдесят лет мало изменилась. Пекин придерживается «принципа «одного Китая», согласно которому «в мире есть только один Китай, материк и Тайвань принадлежат одному Китаю, а суверенитет и территориальная целостность Китая неделимы». Вот почему предложенное КНР решение спора базируется на идее Дэна Сяопина, выдвинутой в 1983 году (и позднее реализованной в Гонконге), которая известна как «Одна страна, две системы». Это включило бы Тайвань в состав Китая в качестве «Специальной административной зоны», где возможно установление отличной от остального Китая внутренней системы, но «только Китайская Народная Республика… [будет представлять Китай] в международных делах». Материк выразил желание добиться этой цели мирными средствами, хотя и оставил за собой возможность прибегнуть к силе.

Иными словами, материк, по всей видимости, заявил о своей позиции еще до начала любых переговоров: восстановить территориальную целостность Китая и выполнить обещание Коммунистической партии не допускать компромиссов. Но еще менее привлекательной для Тайваня эту позицию делает тот факт, что КНР настаивает: суть окончательного решения — признание «принципа “одного Китая”» — является необходимой предпосылкой для будущих переговоров. Это требование отвергается правящей Демократической прогрессивной партией, которая отрицает не только этот принцип, но и двусмысленную формулу, позволившую начаться предыдущим переговорам.

В ответ на такое сопротивление материк также задумался об экономических побудительных мерах, чтобы в обход правительства повлиять на народ Тайваня. Наиболее примечательной из них было развитие экономических связей с различными слоями общества через различные политические меры, от благоприятных тарифов для фермеров и торговых возможностей для корпораций до трудоустройства выпускников. Однако, несмотря на рост и укрепление экономических связей, это мало что дало для принятия условий материка.

По этой причине Пекин сосредоточился на сдерживании дальнейшего отделения от материка и признания КР в качестве суверенного государства. КНР агрессивно настаивала на исключении Тайваня из международных организаций (даже неправительственных), куда тот был принят без ее согласия, или непризнания в любом статусе, подразумевающем такой суверенитет. Более того, КНР без стеснения обосновывала применение силы в случае, если все остальные методы не помогут, и расширяла свои возможности в этой сфере. В 2005 году это обоснование было кодифицировано в Законе о предотвращении раскола страны, который гласил, что в случае любых действий, направленных на отделение Тайваня от Китая, а также в случае, когда «возможности мирного воссоединения будут полностью исчерпаны», не исключается применение силы для «защиты» территориальной целостности Китая. На этот случай КНР разработала современные вооруженные силы, чьи сухопутные, воздушные, морские, ракетные и кибернетические возможности далеко опережают возможности Тайваня. Это мощный фактор сдерживания для действий КР, которые Пекин интерпретирует как продвижение или стремление к независимости.

Однако, если КНР решит прибегнуть к силе, ей придется иметь дело с возможной американской интервенцией. Как и в 1957 году, США остаются в центре конфликта в проливе, и их политика — главная причина, по которой отношения по обе стороны пролива остаются в тупике. Если взглянуть на позицию Америки, стремящейся к занятию промежуточной позиции, глобально, то она содержит множество противоречий.

Что касается позиции Китая по природе отношений в проливе, Вашингтон официально «признает», что Китайская Народная Республика является правительством Китая, но лишь «принимает во внимание» утверждение КНР, что Тайвань — часть Китая. Действительно, позиция Америки, хотя и редко озвучивается публично, не изменилась с 1950 года: статус географического острова «неопределенный».