приказ подготовить осадные орудия. Я не понимал, откуда в головах хиличурлов и иритилльских рабов оказались здравые инженерные знания в строительстве требушетов, баллист — как они их на колёса умудрились поставить? — и слаймовых аэростатов, не говоря уж о массивных тележках, походившие на тараны, однако наша армия заимела вполне сносные «ключи» к открытию города.

Совсем скоро, ближе к вечеру, ко мне подошёл Саливан с подручными хиличурлами, держащие в руках несколько пурпурных полотен.

— Взгляните, — горделиво попросил Понтифик, ладонью указав на полотна.

Хиличурлы послушно развернули их, и мне открылся вид на два полноценные знамени. Единый пурпурный фон с редкими пятнами чёрного цвета, но белые герба были разными: один — это два клинка, скрещённые вместе, причём так, чтобы острия немного заходили в одну большую корону Саливана наверху; второй — это мои дымные глаза, находящиеся внутри треугольника в круге. Мазки того и другого герба неровные, тем придающие им некого притягательного глубокого шарма. Как ни странно, я понял смысл каждого знамени, о чём догадался Саливан и не стал пояснять. Значит, меня он видел источником порядка во всем мире, двигателем к систематизации. Порядок…иерархия…

— Саливан, ты мне помог, — вдруг сказал я, аж завибрировав всей своей дымчатой сущностью. — Я близок к пониманию.

— Рад был помочь.

— Насчёт гербов — они подойдут. После захвата города мы утвердим наше государство окончательно.

Я действительно словил вдохновение и вдруг осознал следующую ступень формирования идеологии. Всеобщность, порядок, иерархия — всё должно быть ориентировано на достижение ЕДИНОЙ цели, которая свяжет все силы вместе. Цель должна быть великой, идеалистичной, вдохновляющей и абсолютной. Нет лучшего скрепляющего материала, чем не одна для всех цель. Возможно, цель заимеет пару дополнительных пунктиков, но в итоге каждая фракция, каждая сила антагонистов обязана двигаться к заявленному результату. Движение к системе… мне предстояло много ещё думать над этим, благо я не мог ни устать, ни потерять интерес к таким сложным вопросам. Сама по себе суть единства — это противоборство многообразию, однако в случае плана Ноксгвардии всё сводится к объединению разобщённых элементов в единую движущую силу, причём так, чтобы фракции не начали сражаться друг с другом. Как этого добиться без лидера? Раз я хочу стать неким архитектором, то отказываться от своей полноты власти попросту нельзя, иначе влиять на Ноксгвардию так, чтобы решать проблемы, я не смогу.

Тогда-то я начал работать над совмещением религиозных особенностей и задач куратора. Саливан и прочие мной созданные существа беспрекословно выполнят любой мой приказ, даже если я отправлю их на верную смерть, значит ключевыми лидерами тех или иных фракций обязательно должны быть мои создания. Это не лишает вероятности конфликтов интересов, но так никто из лидеров не станет идти строго против Ноксгвардии и её идей. Однако при объединении всегда будут элементы, которые ранее не входили в Ноксгвардию. Жителей и прочих заинтересованных сторон так просто контролировать не получится, поэтому необходимо тщательно продумать, какую роль будут занимать присоединённые элементы в моей системе. Так и находился в лаборатории Сахарозы, просто дымом витал в воздухе и безучастно смотрел за тем, как девушка записывала свои результаты экспериментов на бумагу. Я много думал и параллельно наблюдал за ней. Психоз рос намного стремительнее, как и безразличие к жизням подопытных. Она практически полностью изменилась, отбросив моральные ценности напрочь. Сахароза в редкие моменты проявляла жестокость, доведя тела хиличурлов до безумных мутаций, а иногда и чистейшую злость, когда итог её не удовлетворял. Если раньше можно было увидеть проблески морали, то теперь видна лишь пустота. После очередного проникновения на Цуруми, Ноксгвардия получила натуральных пленников-Игроков, которые пошли под нож Сахарозе. Да, именно: Понтифик всецело делегировал исследовательские работы Сахарозе, даже не побоявшись отдать Игроков.

Я не верил увиденному. Она убила их и бровью не повела. Осквернённое пламя влияло и на попаданцев, но ужас был даже не в этом. Сахароза не боялась играться с людьми, относясь к ними как к объектам для опытов, словно от прежней девушки ничего не осталось. Безумный взгляд, полыхающие пламенем глаза, длинные привставшие уши и небывалая активность, разбавляемая воодушевлёнными комментариями насчёт исследований. Благодаря неё и её записям Огненные ведьмы могли ей помогать штамповать в производственном масштабе мутировавших существ, вследствие чего Орда хиличурлов возросла в два раза. Как результат, город на равнине острова больше походил на муравейник из-за двух-трёхэтажных зданий этих существ, имея вполне самобытную культуру, налаженную средневековую инфраструктуру и стойкое развращённое общество, имевшее хозяина и хорошие перспективы. Раз хиличурлы считались погибшим народом древнего государства, то теперь Ноксгвардия дала им смысл жизни, пускай и через насильственные и тоталитарные методы. Каэнри'ах отдалённо получил возрождение. Аж смешно.

Тем не менее, за дни подготовки к битве случилось ещё кое-что удивительное. Ещё во время моего пребывания в Мондштадте мои солдаты усиленно сражались с Альбедо, будучи застрявшим в пещерах Драконьего хребта. Даже если наступило перемирие, отказаться на полпути от битвы с таким героем было невозможно — ни Саливан, ни сам Альбедо этого не хотели. Лишь по моему возвращению войска смогли одолеть его и даже повязать, лишившись практически восьмидесяти процентов всех сил на Хребте. Тварь действительно мастерски сражалась с игрушками, выживала даже в самых критических ситуациях, но никто из людей не мог протянуть на морозе более дня, неуклонно сражаясь и тратя силы. В итоге, Альбедо схватили и через мой портал притащили прямо на Цуруми. Под вечер второго дня Саливан созвал собрание, чтобы решить судьбу Альбедо. Его притащили в подземелье и позорно усадили на колени, давая нам внимательно его осмотреть. Израненный, истощённый, но уверенный в себе пленник, который поражал хладнокровным молчанием, будучи никак не связанным. Он смотрел на нас, анализировал и, будто бы, искал возможности выхода из текущей проблемы. Особенно он рассматривал меня, ненароком напомнив Сахарозу подобным научным осмотром.

— Я сомневаюсь, что он станет верным нам солдатом, — говорил Саливан, подойдя к нему. Он присел и грубо схватил лицо молодого парня рукой, дабы тот смотрел исключительно на безликого Понтифика. — Даже как собачка будет никчёмным.

— В нём и правда нет потенциала? — усомнился я.

— Есть. Я вижу в нём прирождённого гения.

— Тогда что не так?

— В том, что он гений. Если дать ему силу, он наверняка пойдёт по своей дороге, наверняка отбрасывая наши идеалы.

Саливан, кажется, не любил таких своенравных личностей в своих рядах. Понтифик любил контроль и полное превосходство, оттого иметь в активе такого необычного человека — опасность. Сахароза являлась другим человеком, более податливым и послушным, чем тот же Альбедо. Более того, девушку