– Капитан де Валера и кадет Бойл из Специального отдела, мэм, – сообщила капитан кассирше.

Та подпрыгнула, разбрасывая во все стороны золотые монетки и выронив изо рта трубку, которая упала на стол, щедро усыпав его пеплом.

– Вы, бифи, не можете просто так являться сюда со своей псиной и запугивать меня, – сказала маленькая женщина. – Я знаю свои права.

Лили принюхивалась к запаху в фойе. Маленькой кассирше она, должно быть, казалась медведем гризли.

– Мы ищем Мелкого Глена, – сказала капитан. – Он разыскивается за кражу в Килларни.

– Мелкого Глена с Роскошными Ушами или Мелкого Глена, Чей Голос Подобен Перышку, Упавшему на Виолончель в Летний Полдень?

– С Роскошными Ушами, – отчеканил я, выпрямившись во весь рост и тут же ударившись головой о потолок, словно тупой бифи, кем я, видимо, и являлся.

– Ну, тогда удачи. Никогда о нем не слышала, – возмущенно ответила кассирша, найдя свою трубку и снова сунув ее в рот, как бы подводя итог разговору.

– Вы не могли о нем не слышать, если только что назвали его имя, – сурово сказал я, крутанув шилейлой так, словно умел с ней обращаться.

Мой блеф оказался даже удачнее, чем я думал. Маленькая кассирша сжалась и протестующе вытянула вверх руки с маленькими перепончатыми пальчиками.

– Я не скажу вам, где он прячется, даже не думайте! – громко заявила она, одновременно быстро начеркав карандашом что-то на бумаге. Затем сунула листок капитану и тихо, чтобы никто не услышал, прошептала дрожащим голосом: «Мелкий Глен разбил мне сердце. Бросил меня у алтаря в Лесу Адаира в свадебном платье, которое стоило доброе пенни и в которое я больше не влезаю, потому что с горя ем слишком много».

И принялась рыдать. Капитан де Валера, которая утешать никогда не умела, осторожно погладила ее по плечу. Трубка у кассирши беспомощно свисала изо рта, пока она всхлипывала.

– Мама мне даже сделала особые ботиночки, – сказала она, положив свои маленькие, покрытые рыбьей чешуей ножки на стол, чтобы показать пару чудесных подков. Они были из чистой платины и инкрустированы драгоценными камнями так, что на одной читалось слово «любовь», а на другой – «клятва».

Смотреть на это было невыносимо. Капитан де Валера сделала все, что в ее силах, чтобы успокоить маленькую кассиршу, поглаживая ее по перьям в причудливой прическе.

– В Ойфигтауне я нашла ювелира, который сможет поменять надпись на «влюбленную козу» или «влюбленную дурочку», но это все, что он может сделать. Наверное, остановлюсь на «дурочке», ибо такова моя участь, да и козлов я боюсь, – грустно сказала женщина, громко и неприятно сморкаясь в рукав.

– Спасибо за помощь, мы очень сочувствуем, – сказала ей капитан, отдавая мне записку, которую та набросала.

На ней было нацарапано название печально известного в Ногботтоме заведения «Огуречный салон Боба и Штуки». Шиобан де Валера одновременно с отвращением закатила разные глаза.

– Огуречный салон – самое дно этого города. Подонки, каких поискать. Будь начеку, Бойл.

Чтобы дойти до салона, мне, Лили и капитану нужно было попасть в другой конец города, на что ушло всего три минуты.

Огуречный салон Боба и Штуки не подчиняется законам Ногботтома, которых и без того немного, потому что находится за пределами города. Спуститься к нему можно на ручном лифте (сделанном из старой бочки для засолки огурцов) и пройдя через тоннель в одном из утесов, который ведет к самому заведению – ресторанчику прямо под городом.

Капитан приказала Лили ждать нас на наверху, если понадобится подкрепление. В самом начале обучения, я, честно говоря, не всегда понимал, как они общаются, но похоже, что у них полное взаимопонимание, и ясно было, что Лили будет верна ей до конца жизни.

Пока мы с капитаном спускались вниз в бочке, слышали, как кто-то играет на аккордеоне. Шиобан де Валера рассказала мне историю этого места, которая в общих чертах выглядит так.

В 1723 году здесь впервые открыли нелегальное заведение для торговли спиртным, которым управлял Великан Боб (ростом он был целых восемьдесят сантиметров).

Кем был его партнер, никто так и не понял, поэтому все его звали просто «штукой».

В зависимости от того, кого вы спросите, штука выглядела как огромная летучая мышь с маленькими крыльями или страшно ожиревшая мышь с бакенбардами – никто о нем толком ничего не знал, кроме того, что у него шикарные волосы на спине, которые он расчесывает перламутровым гребнем. Штука была мозгом всей операции и известна своей деловой хваткой. Боб был лицом компании и работал с покупателями. А продавали они с самого дня своего основания только один товар: соленые огурцы прямо из бочки.

Но не всякие огурцы. Те, что продавали Боб и Штука, были в миллион раз острее любых, которые может съесть человек.

Если человек хоть чуть-чуть надкусит их огурец, он немедленно взорвется. (С сожалением должен сказать, что в Коллинз-хаус есть мемориальные доски в память о двух офицерах, которые попробовали самые слабые их огурцы. В итоге их тлеющие шляпы и ботинки нашли в пяти километрах от Ногботтома разбросанными в разных направлениях.)

Но лепреконам они по вкусу. Не только из-за остроты, но и из-за интересного, почти внетелесного опыта после съедения чего-то в миллион раз острее «Каролинского жнеца».[36]

Поэтому, верите вы или нет, но лепреконы частенько заглядывают в «Огуречный салон» к Бобу и Штуке и платят по несколько евро за один из таких монстров. То, что происходит дальше, называется «огуречным припадком».

Зрелище это, надо сказать, специфическое. Сначала лепрекон краснеет, потом у него из ушей, носа и даже зада начинает валить дым. Дым из задней части бывает настолько мощным, что поднимает их к потолку салона (который именно поэтому обит матрасами). Когда наступает следующая стадия припадка, лепрекон начинает безумно хихикать и не может остановиться, одновременно отплясывая так, будто у него внутри гнездо гремучих змей, и наконец издает отрыжку, которая часто сжигает его брови.

Но сами лепреконы от такого в восторге.

Самое странное в припадках, что длятся они всего двенадцать секунд, и это обрекает многих несчастных лепреконов на «погоню за припадком», как ее называют, когда они снова и снова пытаются повторить этот опыт.

Заплесневелая бочка доставила нас ко входу в «Огуречный салон», дверь которого охраняло неприятного и непонятного вида существо (очевидно, потомок одного из отцов-основателей).

В целом оно напоминало летучую мышь, но с клювом тукана, когтями ленивца и длинным тонким хвостом, поэтому даже я не смог определить, к каким именно штукам относится эта. Глаза у него были зеленые, а шерсть блестела, как масло. Размером существо доходило мне где-то до колен, а в левой лапе держало шилейлу, сделанную из рога единорога (что повсюду запрещено еще с 1951 года).