– Насчет купчины, конечно, можно было бы поспорить. В остальном – все верно.

– И что всесильный господин желает узнать? – издевательски елейным голоском поинтересовался старец.

– Он желает узнать не так уж много: ему нужны ответы всего на два вопроса. Куда снялась дружина полоцкого конунга, какова была тризна по погибшим, когда воинство вернулось обратно, ну, и, конечно, как так вышло, что младшая дочь полоцкого волхва-хранителя вышла за сына одного из аллсвальдовых ярлов, человека нордской, кстати, веры, а в качестве приданого ей были даны два селища, которых у ее батюшки по всей правде быть, по идее, не должно.

По тому, как напряглись узловатые руки старца, можно было понять, что Прок действительно знал, о чем говорил.

– Хотя чего это я? – делано развел руками гильдиец. – Совсем сбился со счету, что купчине, конечно, делать совсем непозволительно. Я ж сказал, что меня интересуют ответы на два вопроса, а задал целых три. Ну, да ладно. Можешь выбрать для ответа любые два из них. Третий, так уж и быть, как-нибудь замнем. Покамест.

В повисшей тишине стал слышен шорох листвы за окном и стоны поскрипывающего всеми досками и суставами старого дома. Тверд даже невольно задержал дыхание, чтобы не отвлекать своим сопением старца от нужных воспоминаний.

– Это не мои селища, – обреченно выдохнул наконец голос из-под куколя. – Племяш мой на свадьбу девке подарил. Золотого сердца человек.

– Да я-то знаю, – заговорщически понизил голос Прок. – Но вот киевский Верховный Волхв, когда ему станет известно, обрадуется ли?

Прок сочувственно пожал плечами и вопросительно глянул на Тверда, будто тот с Верховным Волхвом виделся каждый день и обязательно должен был знать, каковой будет его реакция на такие известия.

– Так на какие мои два вопроса ты, старче, берешься ответить?

– Ни на какие, – проворчала борода.

– Что?

– Не знаю я, о чем ты толкуешь. Никакой тризны не было и никогда не намечалось. А дружина конунга как была в Полоцке, так стен его и не покидала. Поэтому знать не знаю, о чем тут я должен ответ держать и чего ты, новгородец, от меня добиваешься.

– Правды, отец. Правды. Говаривал мне как-то один волхв, мудрейший человек: на правду можно бесконечно закрывать глаза и видеть темень вместо нее, но это вовсе не будет означать, что ее нет. Хочешь, познакомлю твоего щедрого племяша с этим волхвом? Он, кстати, в Киеве живет.

– Да хватит мне тыкать своим Верховным Волхвом! Говорю тебе, ни один меч стен града не покинул. Только пришлые. Но те были мимоходом и никаких тризн не правили. Хотя видок у них был потрепаннее некуда, но раненые – только легкие, на ногах.

– Та-а-ак. Как интересно. И что же это за ватага такая была?

– Наймиты. Вел их какой-то хазарин.

– О как, – Прок перевел взгляд на Тверда. – Слыхал? Хазарин вел. А как рекомого хазарина звали ты, отец, случаем не запомнил? Уж не Илдуган ли? Или, может, его как-то иначе кликали. Тархан, там, к примеру…

– Богов чрез Камень не достать, а до Камня не допустит Серая Мгла. Человек всегда остается человеком, купец. Не все его чаяния сбываются. Нет, не угадал ты. То ли Большичи, то ли Башмачи – как-то так его звали. Не ведаю я их бусурманского наречия.

– Жаль, – пожал плечами Прок с таким видом, будто чего-чего, а жаль-то ему точно не было. – А и ладно. «Все пути сходятся за Камнем, но лучше стрела, чем Серая Мгла». Так ведь говорится?

– Это ты к чему?

– Да к тому, что можно соврать, а можно просто правду скрыть, но будет это похуже вранья. Ты мне хочешь сказать, что мимо Полоцка прошел помятый отряд наемников, которых вел какой-то иноземец, а конунг даже не подумал его остановить? И это при том, что у него под носом кто-то перерезал княжью сотню, возвращавшуюся из Полоцка в Киев?

– Ты конунга, что ли, обвинить в том вздумал?

– Я? Нет. Но Светлый князь наверняка и обвинит, и осерчает, и в поход на вас двинет. Потому что выглядит все именно так. А если учесть, под чьим знаком шла та неведомо откуда взявшаяся рать на киевлян, то тризна, я думаю, в Полоцке все же будет. И очень скоро. Верно я говорю?

Не сразу Тверд сообразил, что вопрос задан ему. Он вообще не мог взять в толк, за каким хреном новгородец притащил его на эту встречу и уже даже смирился с тем, что внимания на него обращают не больше, чем на полуразвалившуюся печь у него за спиной. И лишь когда он скорее кожей почувствовал, чем увидел, что взгляд волхва – хранителя Полоцка обращен на него, сбросил оцепенение.

– Я там был, – глухо проговорил он. – В той самой сотне. Шли на нее с тавром полоцкого конунга.

Глаз старика Тверд по-прежнему не видел. Но почти осязаемо чуял, что тот пытается заглянуть ему в самое нутро. С не самыми добрыми намерениями.

– Выглядит твой свидетель не лучше неудачливого татя, – с недоверчивой брезгливостью выдавил наконец волхв.

– Если б не я, выглядел бы не лучше распухшего мертвяка.

– Да кто поверит какой-то безродной собаке?

– Светлый князь, которому эта безродная собака как-то, было дело, жизнь спасла, – не стал долго копошиться с ответом Прок. – «Большой Камень – далеко, топор – близко». Так говорят? Я бы лучше сказал: зачем нырять за дерьмом на дно, если оно сверху плавает? Куда ни кинь, всюду полоцкий хвост виден. И что же прикажешь нам теперь делать?

– Отряд тот вел человек с киевской грамотой, – нехотя выдохнул волхв. – Потому ему и дали свободный проход.

– Зная, что случилось с сотней Светлого?

– Стали бы резать люди с киевской грамотой киевскую же дружину?

– Такая грамота в хазарских руках всегда подозрительно выглядит.

– Не хазарских. Тот хазарин Буйук воинство сие лишь нанял. А шло оно под мечом ярла Хегни. Не знаю уж, кто их там проверял, но грамота Светлого и дала той рати ход через нашу землю.

– На вашу же голову. И куда сие воинство шло?

– А на Новгород.

* * *

– А мне говорили, спешка хороша при ловле блох.

Прок зыркнул недовольно, но до ответа все же снизошел. Впервые с того мига, как они стремглав выскочили из заброшенной хатки, где встречались с полоцким волхвом.

– Кому как. Это ты блохе скажи, которую ловят. Мы с тобой, боюсь, сейчас ничуть не лучше нее.

Они галопом вылетели из города, не заботясь уже о целости ног лошадей на разбитой дороге, что, по мнению Тверда, было верхом глупости, а с точки зрения гильдийца – мелочью, над которой и думать не следовало. Заговорить с Проком кентарх решил тогда лишь, когда они чуть сбавили ход, давая коням короткий отдых легкой рыси.

– Ты так всполошился, потому что эти тати на твой город двинули?

Прок ехал на полкорпуса впереди, и не знай Тверд, что он всего лишь купчина из гильдии, ни за что бы не поверил, будто тот не провел всю жизнь в седле. Он даже покачивался так, будто был неотъемлемой частью лошади.