кабину, а я останавливаюсь рядом — нервы будто забиты жужжащими насекомыми. Стоячий воздух облепляет смолой.

Артем не просто расставил капкан, но еще и выстелил к нему красную дорожку, и я ведь пошла по ней. Сама позволила себя сцапать.

Мотор раздраженно гудит, лицо Артема мелькает в пассажирском окне. Кивок на сиденье. Сейчас мне и правда нужно особое приглашение, прежде всего от самой себя. На миг встречаюсь с далекой холодноватой мыслью — остаться снаружи, где нет сковывающих стен, но затылок тут же царапает призрак позора, который несомненно обретет плоть, начни мы выяснять отношения на улице. Нехотя, нажимаю на ручку двери.

Машина трогается, едва я закрываю дверь. В кабине от сухого жара трудно дышать. Артем выруливает на дорогу и сразу ускоряется.

Тишина. Только шепчет ветерок кондиционера, обещая скорую прохладу. Я смотрю сквозь окно пустыми глазами, попутно застраивая разбередившуюся рану новым фундаментом. Он нужен мне, ведь о произошедшем придется говорить.

Получается так себе. Собственноручно подписанный договор тянет на дно. Все доводы Артем сметет секундным движением руки. Я проигрываю, даже не начав. И выводы, которые для него крепче титана, он уже сделал. Я сжимаю и так собранные в кулаки кисти. Как же мне сейчас выстоять? Нет ни стратегии, ни тактики, ни козырей, ни уверенности. Лучшее, что можно сделать, это попросить остановиться и спастись бегством. Снова сбежать. В горло впивается горечь иронии. Слишком часто в последние дни приходит эта мысль. Она как нельзя лучше венчает доказательство того, что для Артема я соперник слабый.

Воздух остужается, и пустыня в легких набирается свежестью. Сморгнув оцепенение, я жадно оглядываю пробегающую мимо улицу. Мы летим по проспекту, в самом левом ряду. До спасительного тротуара три полосы. На небе ни облака, и солнце свободно шлифует здания горячим светом. Блики слепят, расплываются океаном золота, раздражая сетчатку глаз.

Замечаю, что на обратном пути Артем ведет машину нарочито небрежно, обгоняя машины без предупреждения, подрезая каждого, кто замедляет наш ход. Даже на светофорах он едва останавливается, по прихоти удачи попадая то на зеленый, то на пульсирующий желтый. На встречу же он несся быстро, но аккуратно, не позволяя себе скатиться в опасное вождение.

Мне хочется повернуться и высмотреть, о чем он думает, возможно ли, что нервничает, но я подавляю желание — присутствие Артема в нескольких сантиметрах и так чувствуется очень остро. Сосредоточься — и услышишь размеренное дыхание. В ноздри забирается хищный лесной запах туалетной воды, и ощущение близости преломляет здравые мысли. А ведь раньше эта близость возбуждала.

Да о чем я говорю? Еще пару часов назад я спокойно ела рядом с ним мороженое, окунаясь в колющие, но приятные воспоминания. Могла ли я вообразить тогда, что обратно будем ехать вот так — в тишине, полной скрытой, гнетущей угрозы, — что буду мечтать оказаться как можно дальше от того, кто когда-то обожал будить намеренным дурашливым щекотанием ресниц по щеке, кто еще утром смотрел смешливо, явно получая удовольствие от игры в «соглашение».

— Ты голодна? — совершенно спокойным голосом спрашивает вдруг Артем. — На встрече ты совсем не ела.

От неожиданности я дергаюсь, отрицательно повожу головой.

— Зря.

Это упавшее слово, такое короткое и многозначительное. Оно словно маленький камешек, ударивший щеку. Не ранит физически, но оставляет унизительный след.

— Это зря длится с пятницы, — говорю я.

Артем иронически замечает:

— Бери дальше. У тебя оно длится годами.

Этот камешек ощутимо больше. Не сдержавшись, я поворачиваюсь к нему, чтобы уловить, как больно он готов ударить. Артем безмятежен. Профиль теперь более жесткий. Время выдуло юношескую мягкость из черт. Стук сердца ускоряется, подбираясь выше, к вискам. О каких десятилетиях он говорит? Хочу спросить, но осекаюсь — страшно услышать издевательски равнодушный ответ, выбивающий надгробие на моем эго. Я сглатываю и, снова отвернувшись, шарю глазами по далекому тротуару.

— Знаешь, я бы хотела закончить на сегодня. Останови, пожалуйста. Продолжим работу завтра.

Машина неожиданно дергается, как если бы наехала на невидимое препятствие, но тут же выравнивает скорость. Я слышу усталый вздох.

— И завтра, и сегодня. Вечером порефлексируешь по поводу встречи с директором До.

— Я могу и дома поработать, — я приподнимаю папку, в которой притихли сонмы испещренных листов. — Мне хватит этого для разгона.

Давай же, говори твердо. Но голос предает, звучит куце и рыхло. Я и сама не верю в правдивость слов. Как я смогу настоять? Все равно что пытаться расколоть скалу меховым шариком.

— Не можешь, — ожидаемо режет Артем. — До Шэнли не исчезнет завтра только потому, что тебе бы так хотелось. Даже если будешь избегать о нем говорить. Даже если снова будешь стараться сбежать. Это очень удобно — исчезать при каждой проблеме и жалеть себя. Если тебе нравится, пожалуйста. Но больше не за мой счет.

Значит, вот какого он мнения обо мне. Думает, что я строю из себя жертву. И, судя по сему, уверен, что не просто строю, но и наслаждаюсь этой ролью».

Я не знаю, это ли осознание стегает меня словно плеть, или невыносимо покровительствующий тон, словно я неразумный ребенок, которому взрослый терпеливо втолковывает очевидные истины, но меня прорывает:

— А тебе ведь нравится хлестать меня по щекам, да? Ты уже все решил для себя. Зачем знать правду, если версия директора До тебя полностью устраивает! Об этом я и говорила! Даже сейчас ты выбираешь проект, а не меня, просто потому что тебе это более… выгодно!

Голос подводит окончательно. Я выплевываю фразу за фразой, но в каждой бурно плещется истерика. Что я говорю? Своими же словами только подтверждаю, что и правда строю из себя жертву. Меня захлестывает горечь, и хочется высечь саму себя.

— У меня нет ни единой причины выбрать тебя, — холодно парирует Артем. — Семь лет назад ты все решила, даже не предоставив мне возможности выбора. Теперь его нет у тебя.

Я замираю. От его слов глаза царапает желчь.

— Значит, это все же месть?! И то, что ты нашел меня и обманом ввел в проект, чтобы снова столкнуть с До Шэнли, — это все ради мести?

— Нет. Хотя я знал, что ты именно к такому выводу и придешь. Но идея снова взять тебя переводчицей не моя. Была бы моя воля, я бы в жизни не хотел снова встречаться с тобой, не говоря о том, чтобы вместе работать. Но До Шэнли решил, что это хорошая возможность извиниться за произошедшее. Он оправдывал твой поступок, Лиза, убеждая меня, что ты была просто слишком юной и впечатлительной девчонкой с низким