Мы едем на следующую встречу. Я впервые замечаю знаки вдоль дороги. Они говорят: «Опасно – мины», на них нарисованы череп и скрещенные кости.

Так много земли все еще не разминировано.

Нас предупредили: «Всегда оставайтесь на дорогах или следуйте по протоптанным тропинкам. Не стоит бродить вокруг, даже если нет знаков».

Каждые двадцать две минуты где-нибудь в мире противопехотная мина убивает или калечит человека.

Мы посетили игровой центр.

Здесь уделяют внимание детям, прошедшим через войну и конфликт.

Здесь подчеркивается важность времени для игры и развлечений. Здесь занимаются не только обучением малышей образовательным навыкам, но и уделяют внимание спорту и танцу.

Мы провели время с детьми. Мао и Равут играли в футбол. Мы с Кэти строили дом из кусочков дерева. Мы соревновались с мальчиком, строившим собственный дом. Мы проиграли.

У некоторых детей были светлые волосы – признак плохого питания.

Один маленький мальчик с деформированной стопой играл со старым футбольным мячом.

Единственными игрушками, которые я увидела, были кусочки дерева и два старых футбольных мяча, но все дети, кажется, были очень благодарны, что могут с ними играть.

Некоторые дети были с рюкзаками УВКБ, которые раздавали больше года назад. Я думаю, что они играли с рюкзаками на спине, потому что хотели, чтобы их вещи всегда были с ними. Вероятно, они боялись опять потерять все, что у них есть.

Каждые двадцать две минуты где-нибудь в мире противопехотная мина убивает или калечит человека.

Пока я пишу это, меня окружают около пятнадцати детей. Они с любопытством смотрят, как я пишу. Они улыбаются и хихикают. Они смотрят на мою светлую кожу, мои татуировки, мою чистую белую футболку, мои светлые глаза. Может быть, они смотрят на меня и смеются, потому что я левша? Напоследок я думаю, что они игриво ведут себя со мной, потому что я новый посетитель, а они – обычные любопытные дети.

Мы приехали в другую деревню и познакомились с местными из правительственного центра здоровья Самлота. Сотрудники Emergency научили их делать прививки.

На обед у нас был рис, мясо и фрукты странного вида с красно-зелеными черешками.

Мими плохо себя чувствовала. Я заснула на несколько минут и тоже чувствовала себя не очень хорошо. Каждый раз, когда здесь кто-то заболевает, приходится отвечать на список вопросов о симптомах, думаю, с целью выявить малярию или другое серьезное заболевание.

Что касается меня, думаю, что я просто устала. Я не привыкла к таким длинным рабочим дням, что, конечно, заставляет меня еще больше уважать всех этих людей.

Мы встретились с Саратом, руководителем Cambodian Vision in Development (CVD). Они обеспечивают поддержку самых незащищенных вернувшихся беженцев и внутренне перемещенных лиц. Они работают, чтобы помочь этим людям научиться помогать самим себе.

Когда я была с CVD, то видела слепого однорукого мужчину. Он работал в саду. Он попросил проводить его до дома. Подошел другой мужчина и проводил его. У этого человека не было обеих рук, но он мог видеть. Два мужчины шли вместе. Люди с ограниченными возможностями и другие «незащищенные» компенсируют свои нужды, помогая друг другу.

У мужчины без рук было шестеро детей, которых он должен был содержать. Он говорит о том, как мало риса он может посадить. У него такое приятное лицо. Он вернулся в эти края после того, как был беженцем (более восьми лет в Таиланде), и пытался начать жизнь сначала, построить дом для своей семьи. Когда он расчищал участок земли, взорвалась противопехотная мина.

Его сын, очень маленький мальчик с большими карими глазами, держится за плечи отца. Его отец наклоняется и смеется. Сейчас только трое из его детей могут ходить в школу. Он не может позволить себе отправить всех. Это стоит 1500 риелей в месяц за ребенка, что эквивалентно тридцати центам в американской валюте.

Пока он продолжает говорить, я продолжаю писать. Я начинаю все пристальнее смотреть на свой дневник, потому что чуть не плачу. Я не хочу, чтобы он чувствовал, что я его жалею, или смущался своей ситуацией или условиями.

Он улыбается мне и прощается. Что-то говорит. Мне это переводят. «Я не могу сейчас говорить понятно. Из-за беспокойства твой мозг слабеет».

Во время нашей второй остановки мужчина без ног работает в поле. Он снимает шляпу и приветствует нас с улыбкой. До работы он добирается на повозке. Я спрашиваю, есть ли у него дети. Он показывает на отсутствующую нижнюю часть тела. Он был разрезан пополам, в буквальном смысле слова. Он улыбается, словно говоря: «Все в порядке. Ничего страшного, что вы спрашиваете».

Мы пошли дальше в поле. Мы познакомились со слепым мужчиной, руки которого были отрезаны выше локтей. Он старается ногами расчистить землю. У его жены психическое расстройство, и когда она от него ушла, она забрала младенца. Она оставила его с пятью другими детьми. Волонтерам приходится помогать ему готовить для семьи. При возможности он пытается рыбачить, держа удочку во рту. Меня восхищает воля этих людей к выживанию.

У этого мужчины с собой маленький ребенок. Мальчик выглядит лет на пять, но нам говорят, что ему девять. Он не может ходить в школу. Он – глаза своего отца. Только в этом районе 800 подобных случаев, большинство – жертвы противопехотных мин. Я чувствую такую ненависть к каждому (человеку или правительству), кто пытается помешать запрещению противопехотных мин.

Мы возвращаемся на автомобиле, чтобы поехать в следующий район. Равут спрашивает, разминирован ли уже район, задние дворы которого они расчищают. Ему отвечают, что нет, но они считают его безопасным, потому что здесь еще никто не подорвался.

Большинство прочитает это и скажет: «Почему они не могут его разминировать? А если не могут, почему они там живут?» У них нет выбора.

Война была повсюду, и каждый отдельный район не мог быть своевременно разминирован. Не было достаточно финансирования и достаточно времени.

Что более важно – это не должно случиться снова. Использование и производство противопехотных мин должны быть запрещены. Надеюсь, что когда люди прочтут это, они захотят помочь.

Мне рассказали о еще одном незащищенном человеке – мужчине без ног, у которого две дочери. Мы не смогли посетить его, потому что дороги были слишком плохими из-за дождя. А сезон дождей только начался. Эти люди должны молиться, чтобы не случилось ничего чрезвычайного. Может не быть способа помочь им.

Кто-то спрашивает одного из мужчин в нашем автомобиле: «Вы были беженцем?» Он улыбается: «Да». Он знает, что в