охоты собирали маслята и белые. В воздухе клубилась пыль, по обочине в бурьянах бродили куры. На пустыре, где раньше была лесопилка, паслись козы.

Дед Аким, сосед Ильи, который за небольшую плату присматривал за его домиком, возился в саду, когда мимо проехал знакомый внедорожник.

– Опять москвич пожаловал, – проворчал он. – Зачастил, соседушка. А ко мне не заглядывает. Загордился, видать…

Илья заметил деда и посигналил ему. Уже на выезде из Москвы он вспомнил о гостинцах для старика, зашел в торговый центр и набрал целый пакет продуктов, чаю и сигарет. Позже надо зайти, уважить сторожа.

Илья поднялся на крыльцо, открыл дверь и вошел в дом. Тесные сени, две небольших комнаты и горница, где половину места занимает большая русская печь. Половицы встретили хозяина привычным скрипом, в лицо повеяло затхлостью.

Илья первым делом широко распахнул окна и внимательно осмотрелся. Все вроде как было, ничего не сдвинуто, не перевернуто, не разбросано. Дед Аким не фанат порядка, но и грязнулей его не назовешь. А проветривать комнаты он не любит из-за мух и комаров. Налетят, потом не выгонишь.

Илья бегло проверил шкафы, тумбочку, заглянул в ящики старого комода… и встал посреди горницы в мучительных раздумьях. Куда бы он спрятал то, что не предназначено для чужих глаз? Ну уж точно не под матрац, не в белье, не в кастрюлю, не в банку с крупой…

– Что я ищу? – спросил он себя, боясь ответа.

Лучше не доводить ситуацию до абсурда. Но он собирался сделать именно это. Чего стоит один его приезд сюда!..

В раскрытое окно влетела пчела и тревожно жужжала, мечась из угла в угол. Ей пора было возвращаться в улей, а она заблудилась. Илья чувствовал ее растерянность и страх. Пчела отбилась от товарок, собирая мед, и теперь не понимала, куда попала и как выбраться. Ее трудолюбие и любознательность сыграли с ней злую шутку. Иногда он ощущал себя таким же отбившимся от стаи, заблудшим первопроходцем, который в погоне за взятком забрался в дебри, откуда нет выхода.

– Выход есть всегда, – возразил он своему пессимизму, наблюдая за пчелой. Он загадал, если она найдет дорогу обратно в сад, то и он справится со сложившимися обстоятельствами.

Бз-з-зззз… бзз-з-з-ззз… Пчела кружила под потолком, путалась в занавесках, билась о стекла. Бзз-з-зз-з… Сейчас от этой пчелы зависела его судьба. Как глупо!

Бз-зззз-з-з… Наконец, насекомое все же поймало струю ветра, который вынес его наружу. Илья вздохнул с облегчением. Жить стало веселее!

Пока он следил за пчелой, в дом налетели мухи и комары, но это его не беспокоило. Он не намерен оставаться здесь на ночь. Ему нужно совсем другое.

Потоптавшись без толку по комнатам, он отправился в сарай, где хранились дрова. Замок проржавел и просто висел на дужках, чтобы дверь казалась закрытой. Внутри сарая царил хаос. Поленница уменьшилась: часть дров зимой израсходовал дед Аким, изредка протапливая соседский дом, часть рассыпалась по земляному полу. А уборкой заниматься было некому.

Беспорядок в сарае почему-то насторожил Илью. Чутье подсказывало, что это не в его пользу. Скорее наоборот! Неужели, он рылся в дровах, пока не рухнули остатки поленницы, чтобы… чтобы…

– Не-еее-ет, – покачал он головой, отгоняя нехорошие мысли. – Это не я!.. Меня тут месяца два не было… Я приезжал сюда в начале лета на рыбалку, ничего не поймал и уехал… С тех пор моя нога тут не ступала!.. Или все-таки…

Его уверенность дала трещину. Он не мог однозначно утверждать, как выглядела поленница в прошлый раз. Он не помнил! Еду он тогда готовил на электроплитке, и чайник включал электрический.

Не мешало бы расспросить деда Акима, растапливал ли тот печь после отъезда Ильи, но не хотелось наводить старика на крамольные мысли. Если он что-то заподозрит, нипочем не отстанет. Настырный! Пока не докопается, что к чему, не успокоится.

– Какие еще подозрения? – пробормотал Илья, потирая затылок. – О чем я вообще?

У него разболелась голова, суставы ломило, как при простуде. Хоть бы не свалиться с жестоким гриппом в глухой деревне! Это уж было бы совсем некстати.

Илью вдруг зазнобило, как при высокой температуре, в глазах потемнело. Он прислонился к деревянной стене, чтобы не упасть, и подумал: «Что я здесь делаю?»

Это была последняя здравая мысль. Потом начались лихорадка, горячка и безумие. Преодолевая накатившую дурноту, он принялся разбрасывать поленья, пока не заметил между ними… сверток из мешковины.

– Ч-че-е-ерт…

Илья опустился на колени и замер, не решаясь прикоснуться к свертку. Страшная догадка вспыхнула в его замутненном сознании, и он застонал от ужаса.

– Привет, Илья! Печку топить собрался?

Голос деда Акима вывел его из оцепенения. Он поспешно прикрыл сверток дровами, делая вид, что складывает их в кучу, и обернулся.

– Кто же… в такую жару топит? Я… порядок навожу. Зашел в сарай, а тут… черт ногу сломит.

– Не поминай нечистого всуе, – прошамкал старик. – Аукнется, не обрадуешься.

– Кажется, уже… аукнулось.

Илья с трудом ворочал языком, его бросило в пот, в ушах зазвенело. Дед стоял в дверях сарая и улыбался беззубым ртом. В свои семьдесят с гаком он выглядел бодряком. Загорелый, поджарый, веселый. В майке и поношенных трениках, в сандалиях на босу ногу. Чисто сельский житель в летнюю страду.

– То-то я гляжу, ты меня забывать стал, соседушка! Раз приехал, ко мне не заглянул, второй. Дай, думаю, сам наведаюсь, спрошу, как жизнь молодая…

Его слова неприятно поразили Илью.

– Когда это я… не заходил? Если сегодня, то… еще не вечер…

– Сегодня я тебя решил не дожидаться, сынок, – хитро прищурившись, возразил дед. – Сам пришел. А то ты почитай опять прикатил тишком и укатишь молчком. Кукуй, дед, без курева и гостинцев! Разбаловал ты меня, Илья, приручил. Грешен, привык я к твоей заботе, обижаюсь, когда ты меня это… вниманием обделяешь.

– Ты… что-то путаешь, старик, – похолодел Илья.

Дед Аким перестал улыбаться и постучал себя узловатым пальцем по голове.

– У меня пока что старческого маразма нет. С памятью все в порядке! Видел я твою машину… По вечерам. Ужинаю я поздно, глядь, фары светятся… Вышел на крыльцо, а ты к себе во двор заехал, и тишина. Я думал, с утреца встретимся, побазарим… А ты на рассвете обратно махнул… Не поздоровался, не попрощался по-людски. Шибко спешил по ходу! Зазноба, что ль, ждала? И так два раза. Запамятовал, сынок?

– Ты… одну чарку за ужином выпиваешь… или две?

– Две, – не отпирался дед. – Самогон у меня крепкий, но я только после двух стаканов бухой в стельку. От двух чарок