тюремщик. — Понадоблюсь — зовите. И если понадобится помощь с Мишелем, тоже. Он завтракает в девять, обедает в два и ужинает в шесть.

Хорошо, я буду успевать развезти еду для заключенных. Да, можно было бы оставить страшные уровни, но там был мой брат, и, помогая таким же несчастным, как он, я чувствовала, что помогаю и ему тоже. Посмотрю, как будут продвигаться наши занятия с Шелли. Если получится, вернусь к уборке, хоть совмещать и будет очень сложно.

— Хорошего дня, — пожелал Арман и пошел прочь. В коридоре залаял Брист, встречая хозяина, а мы с Мишелем остались вдвоем. Он смотрел на меня настороженно, а я куда более внимательно изучала своего воспитанника, чем накануне. Шелл мало походил на отца. Волосы были куда светлее — возможно, конечно, потемнеют с возрастом, и забавно закручивались на концах прядок. Глаза были карими, но без янтарных крапинок. Губки пухлые, как у светлых духов на картинах, выставленных на площадках столицы.

— Мне не нужна воспитательница, — вдруг заявил мальчонка.

— Конечно, ты ведь уже взрослый, — я потрепала его по пушистым волосам. Иногда с мальчишками проще согласиться, уж мне ли не знать? — Но, думаю, я могу стать твоим другом. Правда, Шелл?

— У меня есть друзья. — Мальчик хмурился все больше.

— Друзей не бывает слишком много.

Хотя, если бы я сейчас обратилась к кому-то из тех, кого называла подругами, разве они обрадовались бы мне? Нет. А если бы Джесси? Еще бы плюнули в лицо.

— Вот видишь, ты сама не веришь в то, что сказала, — сразу заметил Шелл. С ним надо держать ухо востро.

— Верю, но…

Я не знала, как выразить то, что отравляло душу.

— Понимаешь, Шелли, — слова казались слишком скудными, — когда ты попадаешь в беду, иногда оказывается, что друзей у тебя и нет.

— Духи всегда со мной, — заявил Мишель. — И когда я хочу играть, играют. А если хочу куда-то пройти, проводят.

— Это замечательно, но нужно общаться и с живыми людьми, — заметила я.

— Ты же сама только что сказала, что они обманывают и оставляют, если плохо.

— Я не это имела в виду…

Хотя, именно это. Мишель был умным мальчиком и сразу все понял. А мне вдруг стало так горько и обидно. Я никогда и никому не сделала дурного. Так почему столько бед обрушилось на нашу семью?

— Рози, ты что, плачешь? — изумленно спросил Шелл. — Не плачь! Ладно, можешь оставаться здесь.

И кинулся мне на шею. Я легко подняла его на руки — он оказался совсем не тяжелым. От Шелла пахло пылью и старыми вещами. Так не годится! А еще штанишки были явно ему коротковаты. Уверена, и рукава рубашки тоже, просто он сейчас их закатал.

— Покажешь мне свои комнаты? — попросила я, опустив мальчика на пол, и вытерла набежавшие на глаза слезы.

— Ага, — радостно кивнул тот и взял меня за руку. — Идем, тебе здесь понравится.

А я впервые окинула игровую внимательным взглядом. Игрушки. Их почти не было, только мишка без одного глаза и лошадка. И во что тут играть? А Шелл уже тащил меня в коридор.

— Тут у меня учебная комната, — рассказывал звонко. Вот в учебной нашлись хотя бы книги — наверняка, учебники. Но они стояли на полке и покрылись таким слоем пыли, что можно было не сомневаться: мой маленький приятель их давно не открывал. Из мебели здесь был низкий стол, несколько стульев и книжный шкаф. И узкое окошко, сквозь которое в комнату проникал солнечный свет.

— Ты умеешь читать, Шелли? — спросила я.

— Нет, а зачем? — поинтересовался малыш.

— В книгах много любопытного, — улыбнулась ему. — Целые неизведанные миры!

— Мне духи рассказывают много любопытного, — передразнил он меня. — Они бывали в разных странах. Конечно, когда еще жили. Ты была когда-нибудь в других странах, Рози?

— Нет, — призналась я.

— Вот видишь! Попрошу, они и тебе расскажут.

Похоже, Мишель действительно никогда не жил в мире обычных людей. Не представляю, каково ему было бы за стенами Атерраса, ведь здесь он не видит других детей, не играет, не учится. Разве это правильно? А простое человеческое тепло? Арман занят тюрьмой. Я понимала, что его работа требует колоссальной сосредоточенности. Тогда кто утешает Шелла, когда он, допустим, разбил коленку где-то на лестнице? Или увидел страшный сон? Ужасно!

— Идем в спальню. — Мишель, даже не подозревая, какие мысли сейчас у меня в голове, уже тащил в соседнюю комнату.

Вот в спальне было уютно. Большая кровать, яркий свет из окон, пушистый ковер на полу. В углу виднелась еще одна дверь. Видимо, ванной и уборной. Мне понравились стены теплого золотистого цвета и пара картин, изображавших лошадок.

— Ты будешь жить в комнате Боба? — спросил Мишель.

— Боба?

— Моего последнего воспитателя. Его звали Боб. Он едва не свернул шею на лестнице и сбежал, — радостно оповестил малыш.

— Вы его напугали?

— Духи, не я. — Мишель пожал плечами. — Они сказали, что Боб много воровал там, за стенами тюрьмы, поэтому он сломал руки, когда падал. А те, кто ничего плохого не сделал, ничего и не ломают. Ты нравишься духам, Рози.

— А они все хорошие? — осторожно спросила я.

— Конечно, нет, — рассмеялся Шелл. — Ты что? Но на этом уровне живут хорошие. И на восьмом тоже. А вот на шестом можно встретить бывшего тюремщика. Он уже старый. Гремит цепями и ругается, что Атеррас уже не такой грозный, как в его времена, и называет папу бездельником. Только папе все равно. Он говорит, что на духов не стоит обижаться. Они просто не могут отсюда уйти, вот и злятся.

— А что их тут держит?

— Вина, — заявил Шелли. — Так папа говорит. Они не раскаялись и остались в Атеррасе. А вот на девятом живут очень неприятные духи. На нижние уровни я вообще не хожу. Мои друзья меня туда не пускают. Там гораздо больше призраков. Все время кто-то умирает.

У меня холодок пополз по спине. Этот шестилетний малыш так легко рассуждает о смерти! И считает, что водить дружбу с призраками — это совершенно нормально. Какое жуткое место!

— Ты побледнела. Тебе плохо? — забеспокоился Шелл.

— Все в порядке, милый, — ответила я. — У тебя очень красивая спальня.

— Мама выбирала обивку для стен, — гордо поделился Шелли. — Ей не нравилось на шестом уровне, она решила переехать сюда. Но успела только со спальней, а кабинет и игровую уже устраивал папа.

Оно и видно! У меня было что сказать Арману Ферри. Да, это его ребенок, и ему решать, как его воспитывать, но он же просто мучает Мишеля!

— Я разберу вещи,