руки в карманах длинного пальто. Охранник. Только охранять «Первого» на борту крейсера было не от кого. Донимали только натовские самолеты и вертолеты с опознавательными знаками ФРГ. Они на бреющем полете, с ужасным ревом пикировали прямо на палубу крейсера и в последние секунды резко взмывали вверх. Но никто на корабле на провокации не поддавался. А Хрущев делал вид, что вообще не замечает этой наглости.

Второй день плавания был отмечен шумным застольем в кают-компании. Так уж получилось, что на 17 апреля у Хрущева выпал день рождения. Ему исполнялось шестьдесят два года.

А какой же день рождения без застолья? С приходом к власти Никиты Сергеевича кремлевское руководство стало привыкать к украинской кухне.

О курьезах, происходивших с Хрущевым на банкетах, любили втихую посудачить люди из его окружения. То он путал столовые приборы, то ловил ломтики лимона из наполненного водой сосуда для ополаскивания рук…

Несмотря на «проколы» в этикете, Никита Сергеевич совершил поистине «революционный переворот» в кремлевской кухне. У сталинской когорты «верных ленинцев», восседавших на партийном и государственном Олимпе, питание было разнообразным. Продукты — безукоризненно свежими и экологически чистыми. Поступали они спецпоставками. Но меню было общим для всех. Например, холодные закуски: щука маринованная, щука фаршированная, семга, форель, нельма, салаты. На первое — протертые супы из грибов, крабов, овощей, дичи. Когда гостями были иностранцы, в меню включались блюда из их национальной кухни. Для банкета в честь китайского лидера Чжоу Энь Лая, например, готовили улиток, белых мышей и питона.

Лишь с приходом Хрущева кремлевская кухня радикально изменилась — стала ближе к народной. В меню появились борщи, пельмени, вареники, домашняя окрошка и даже украинская «Горiлка з перцем».

Когда на крейсере «Орджоникидзе» потребовались классные коки перед походом в Англию, командование Балтийского флота в помощь повару крейсера Реймову откомандировало двух помощников: Ивана Савичева и Николая Чалого. Это были первоклассные мастера кулинарного дела. Лубянка, естественно, направила своего человека — повара Светлова.

Вся эта команда вела основательную подготовку на кулинарном фронте. Только продукты питания завозили на борт целых четыре недели. Правительственный провиант загружался в отдельных контейнерах. Десятки ящиков с «Боржоми», «Столичной» и коньяком «Еревань–56». 56–это был не год выпуска, а крепость напитка.

Отдельными спецзаказами приходили фрукты из Молдавии. Погрузили даже свежемороженые каперсы — южные ягоды, придающие блюдам особую пикантность и остроту. Конечно, это предназначалось не лично Никите Сергеевичу и сопровождающим его лицам, а было рассчитано на множество правительственных приемов, запланированных по прибытии в Лондон.

В обычные дни Хрущев предпочтение отдавал домашней лапше, приготовленной на курином бульоне, рыбной окрошке, очень любил красный украинский борщ. Уважал свинину и свежую рыбу — лососину, осетрину, семгу. Осетрина также шла на приготовление солянок.

В гостевых каютах на столиках постоянно обновлялись вазы с яблоками, мандаринами и апельсинами. Для разноса блюд к гостям были приставлены вестовые, а подавал на стол метрдотель, выписанный по такому случаю из московского ресторана «Националь».

Рябчики хорошо шли у гостей под «Столичную». Хотя в кладовых крейсера было очень много армянского коньяка, Хрущев и Булганин пили только «Столичную» водку, но в меру, и все остальные подстраивались под них.

Майор Светлов, командированный на борт крейсера Лубянкой, чекист и кулинар в одном лице, по советам и рецептам семейного повара Хрущевых Анны Дмитриевны Дышкан, оставленной на берегу — ибо женщина на корабле к несчастью, — с помощью корабельных коков Чалого и Савичева накрыл вечером 17 апреля для именинника и его гостей праздничный стол.

Продукты еще до доставки на корабль прошли соответствующий анализ и контроль. Кроме того, как и в сталинские времена, специальный дежурный, так сказать, «сидел на пробе», первым дегустируя все блюда и напитки, подававшиеся к столу.

От обилия всяческих яств рябило в глазах. Стол украшала настоящая батарея из бутылок: старая водка и отборные наливки, марочные вина и коньяки. На фарфоровых блюдах красовалась заливная осетрина и севрюга на вертеле, вареники и галушки. Радовали глаз красная и черная икра, а также холодная телятина с хреном. Заманчиво выглядели судак, фаршированный крабами, и расстегаи с визигой. Особо выделялась тонко порезанная самодельная колбаса из убитых Хрущевым на последней охоте кабанов. Не менее соблазнительно смотрелись гречневая каша со шкварками, маринады и квашения. Все эти добрые русские и украинские блюда непривычно щедро украшали стол небольшой офицерской кают-компании.

— Коля, ты обязательно испробуй эту колбасу из кабанчика, — настойчиво угощал Булганина Хрущев. — Я, брат, его сам уложил из двустволки дуплетом в Завидово.

— Пап, смотри-ка, здесь твой любимый судак с крабами и гречка со шкварками, — удивлялся сын Хрущева Сергей, не ожидавший, что судовой кок окажется в курсе кулинарных предпочтений отца.

Курчатов и Норти, впрочем, отдали предпочтение севрюге на вертеле и расстегаям.

Когда были вручены все подарки и отзвучали все тосты, Хрущев предложил спеть. Он любил добрую песню, хотя сам пел неважно. Хороших голосов среди сидевших за столом не оказалось. И тогда велели вызвать в кают-компанию боцмана-украинца.

Старый моряк запел без стеснения. Запел песню, которую, как ему подсказали, именинник знал и любил уже много лет. Пел он грустно и протяжно, мягкими басами трогая душу.

«Реве тай стогне Днипр широкий…»

Многие подхватили песню. Задвигалась маленькая седая бородка маршала Булганина. Заходила вверх-вниз огромная черная борода академика Курчатова. Пытался подпевать даже не знавший слов украинской песни капитан Норти.

Именинник был доволен.

Первым из-за праздничного стола рискнул выйти англичанин. Он на прощание решил обратиться к Хрущеву с поздравлениями и праздничными пожеланиями, но «Первый», не дав переводчику вмешаться, сказал сыну:

— Сережа, ты же у меня молодец в английском языке, давай-ка попереводи.

Сергей, немного смущаясь, перевел отцу поздравительную тираду английского гостя.

— Поблагодари его, сынок, за добрые слова, — сказал Хрущев. — Только чего это он так рано из-за стола уходит?

Норти пробормотал что-то в ответ об усталости и позднем часе. Он, естественно, не стал говорить о том, что многие из присутствовавших были уже настолько навеселе, что англичанин попросту побаивался засиживаться в их компании. Как бы чего не вышло…

Хозяин застолья почувствовал неловкость англичанина, но из-за стола не отпустил. Начальник разведки флота капитан 1 ранга Соловьев налил ему очередную порцию водки.

— Знаете что, кэптен, — радостно заметил ему Норти, — теперь-то мне уж точно быть адмиралом.

— Почему это вдруг? — не без любопытства спросил его каперанг Соловьев.

— Когда в Адмиралтействе узнают, что я был личным гостем русского премьера на дне его рождения, они тут же выпишут мне адмиральские погоны. Вот увидите, — гордо заключил Норти, многозначительно подняв к потолку указательный палец и чуть было