class="p1">Нечто похожее на метровую многоножку, вырвалось из щебёнки и начало яростно кружиться на месте. При этом совершенно белое существо, жалило острым жалом, собственный хвост, и кувыркалось в луже выплёскивающейся крови. Агония продолжалась секунд двадцать, а потом многоножка закрутилась в спираль и замерла.

— Повезло, что я усики меловой саламандры заметил, до того, как она тебя, чуть не ужалила, — протараторил взбудораженный зек, вернув мою кирку, — Иначе ждал бы тебя сегодня чёрный пакет для трупов. У неё жало работает словно шприц. Впрыскивает токсин и через пять секунд у человека отказывают мышцы, и наступает паралич дыхательной системы.

— А универсальный антидот в аптечке транспортёра имеется? Мы на фронтире всегда его с собой таскали.

— Да нет там ничего. Особенно для нашего брата. Если даже кто-то заметит и отгонит саламандру, не позволив ей начать жрать укушенного, то и тогда тебя не спасут. А медика из лагеря вызывать вертухаи не к каждому каторжнику будут.

— Спасибо, — проговорил я, а зек то ли оскалился, то ли заулыбался.

— Спасибо это очень много для того, кем я сейчас являюсь и слишком мало для того, кем я был раньше. Так что проехали. В следующий раз ты меня от какой-нибудь твари спасёшь. Тут этого добра хватает, чем ниже спускаешься, тем лучше добыча и больше всякой мерзости ползает. А ты впредь лучше смотри по сторонам. Если увидишь старую кучу щебня, обязательно проверь, не затаилась ли там какая-нибудь тварь.

Едва Пыля договорил, за спиной послышался шум осыпающихся обломков. Обернувшись, мы уставились на каторжника, стоявшего метрах в двадцати от нас, на уровень выше ниши, где сосед добывал кристаллы.

— Эй, Комар. Я всё вижу! — выкрикнул сосед и незнакомый каторжник, за пять часов работы превратившийся в белую мумию, испуганно встрепенулся, — Будешь шоркаться рядом с моей выработкой, получишь камнем в голову. Ты всё понял?

— А я чего сразу? Комар. Я только посмотреть, — огрызнулся пришелец.

— Вот и по тыкве получишь просто так. Проверим, есть ли там мозг или весь вытек.

Выслушав угрозу, Комар промолчал и отправился к своей нише.

— Чего ты с ним так?

— Потому что Комар — крыса. Ходит, подглядывает, ищет, где место пожирнее и звеньевому стучит, — объяснил Пыля, и сплюнул в обрыв, — В лагере крыс не любят. Но иногда они бывают полезными, даже таким как мы. Так что приходится терпеть. А вообще, эта падла может нажаловаться и завтра звеньевой начнёт всех с места на место перекидывать. Или штрафанёт на пару процентов выработки.

— Перекинут и что? Ты сам говорил, здесь всё равно где долбить.

— Оно, конечно, так. Только в выработке Комара, наверняка лежит груда пустой породы. Поэтому придётся перед началом работы пару сеток мелом забить. Ладно дикарь, перерыв сейчас закончится, так что пойду я работать. Иначе такими темпами я, даже полторы нормы не наколупаю. А мне две нормы позарез нужны.

— Пыля, постой. А есть способ найти место, где жила хорошая имеется? — проговорил я в порыве благодарности и тут же опомнившись, отругал себя.

— Нет. Насчёт хорошего места все знают, это туфта полная. Тут вокруг сплошная лотерея. Опытные каторжане треплют, что можно породу специальным сканером просветить на метр в глубину, но я не верю. Если бы было так просто, то нам не фильтр на маску надевали, а прибор выдавали, показывающий, где точно долбить.

— А если, к примеру, можно угадать, где жила точно есть, — не унимался я и снова себя отругал.

— Не верю, — Пыля покачал головой.

— Давай посмотрим, вдруг я на жилу случайно укажу. Чего ты теряешь? — предложил я и, не слушая возражений, направился к его нише.

Добравшись, осмотрел более скромный улов молодого каторжанина и оценил его в 0,7−0,8-дневной нормы. Затем приказал соседу встать подальше и не мешать, а сам проделал тот же фортель, что устроил до этого.

В результате обнаружил четыре обычных жилы, состоявших из дюжины сегментов и одну намного больше, бывшую миллион лет назад существом, похожим на ската. Увы, но получалось, что там, где долбил Пыля, он до конца смены точно ничего путного не наколотит.

Решив закругляться, указал на местоположение древнего ската. И случайно опустив взгляд, заметил прямо под ногами пять — семь подобных созданий, будто сцепившихся в смертельном поединке.

— Вот здесь попробуй подолбить, — обрисовываю примерное место.

— Дыру на уровень ниже колотить? Не принято здесь такое. Конечно, если жила показалась, то можно. Но просто так наугад колупать? Звеньевой редко обходит, может и вовсе сюда не спуститься. Только если заметит, точно штрафанёт.

— Ну как знаешь. Я перспективное место указал, а ты уж сам думай, — решив не настаивать, отправляюсь назад.

Вернувшись, сразу обратил внимание на уникальный сегмент. Он лежал у стеночки, где я его бросил и светился изнутри красно-золотистым. И всё бы нормально, ведь на солнце они реально светятся. Только кристалл лежал в тени, за высокой стенкой и на него сейчас не попадали даже отражения солнечных лучей.

— Не понял.

Взяв сегмент, чувствую, что он покалывает кожу, словно бьёт разрядами электричества. Раньше я подобного не замечал.

Может, солнечный свет напитал? А вдруг так бывает с подобными сегментами? И сразу вспомнил, как ударил розовым кристаллом по щупальцу океанского моллюска.

Ведь тогда он тоже засветился, а при ударе выбил целый фонтан ослепляющих искр. В тот раз я не придал этому значение, а теперь вспомнил и призадумался. Вдруг ладонь обожгло, и от пальцев к плечу пробежал электрический разряд, ударивший в голову.

Шок был посильнее, чем от рабского ошейника. Очнулся я внутри ниши. В спину больно впилось, что жёсткое, скорее кусок породы. Изображение в глазах двоилось. Во рту было сухо. Облокотившись об стену, я переместился в сидящее положение и ощупал голову.

Она ныла, словно после переедания, немного токсичной, но вкусной земляной ягоды. Однако никаких повреждений, шишек или кровоподтёков не обнаружилось. Зато ладонь до сих пор горела огнём. А на месте входа заряда появился небольшой ожог.

— Что за чертовщина?

А я обнаружил неприятную вещь. Редкий сегмент лежал рядом со мной. И он почернел, а значит, потерял свою целостность. В общем, теперь это просто бесполезный камень.

Поняв, что потерял половину одной дневной нормы, я выругался вслух. Затем в сердцах размахнулся и запулил кристалл в противоположный склон карьера.

В это время в карьере раздавался многоголосый