class="p1">– Форт Нокс ничего не боится.

Она фыркает.

– Это не ответ. – Она чуть отодвигается, на мгновение соприкоснувшись со мной ногами.

– Мгм.

Включаю «Грязные танцы». Что угодно, лишь бы не думать о ней.

«Ты сам предложил посмотреть кино вместе», – мысленно добавляю я.

Через несколько минут протягиваю ей батончик и достаю себе второй.

– М-м, вкуснятина. Спасибо! – Она откусывает от «Сникерса» с улыбкой.

Твою мать! Вот просто… твою мать. Она хоть раз улыбалась мне так расслабленно и спокойно?

– Пожалуйста.

Оторвав взгляд от ее губ, я делаю вид, что смотрю на тщетные попытки Бэби танцевать с Джонни. Так проходит еще какое-то время. Каждое сиюминутное движение Авы я ощущаю собственной кожей и вскоре замечаю, как она клюет носом.

– Устала?

– Нет.

Она врет, и я улыбаюсь.

– Ты знал, что пансионат Келлермана действительно существует, только не в горах Катскилл? – тихо спрашивает она, склоняя голову. От моего плеча ее отделяют буквально нескольких сантиметров. – Я нашла его в интернете.

– И где он?

Она моргает, стряхивая сонливость.

– В Вирджинии, и называется он по-другому. Это озерный курорт в горах, чудесное место. Летом там просто волшебно.

– Где ты обычно отдыхаешь?

– В Нэшвилле, – ухмыляется она. – Но я бы хотела съездить на море. Ощутить песок под ногами, все такое. Вот поступлю в универ – и поеду. Возьму с собой Тайлера, он будет в восторге. Ну, когда-нибудь.

Не выдержав, отвожу взгляд. Она такая… хорошая. Такая уязвимая. Отодвигаюсь от нее на несколько сантиметров. После того что я натворил, я не имею права сидеть к ней так близко…

– Какое у тебя любимое воспоминание об отдыхе? – бормочет она, отвлекая меня от мыслей.

Раздумывать не приходится.

– Как-то в детстве родители отвезли нас на лыжный курорт в Колорадо. Мне было лет семь, не больше. Они тогда еще ладили и вроде любили друг друга. Мы с Дейном не слезали со склонов. Папе тоже понравилось. Мама обычно оставалась в домике и готовила к нашему возвращению какао. Там было столько снега – белого, чистого! Казалось, что в таком месте не может произойти ничего плохого. – Я откашливаюсь. – Если честно, с тех пор вообще не помню хороших поездок. Папа начал пропадать на работе, маме диагностировали биполярное расстройство, а потом случилось то, что случилось.

Повисает тишина. На экране танцуют Джонни и Бэби, но мы с Авой смотрим лишь друг на друга.

– Ты многое скрываешь, – тихо замечает она.

Сердце замирает. Мне совершенно не хочется говорить о том, что добило маму. Их с Авой ситуации слишком похожи.

– Не надо, Тюльпан… Давай просто посмотрим фильм.

Сначала кажется, что она продолжит давить, но что-то в моем взгляде вынуждает сменить тему.

– Как скажешь, – говорит она и отворачивается.

Я смотрю в экран, но ничего не замечаю. Кадры мелькают перед глазами, но она так близко, и я не могу расслабиться, не могу не думать о том, что сам пытаю себя близостью с девушкой, которой не суждено стать моей.

Я ведь даже не хочу с ней дружить.

Так почему мне интересно, какой цвет она любит больше других?

Что скрывается в медальоне, зажатом в руке?

Что ее радует?

Что она находит в проклятых помидорах?

Я бросаю взгляд на блокнот, в котором она рассеянно записывает возникающие по мере просмотра мысли.

Кто называет взрослую девушку Бэби?

Неловкая, зато на все свое мнение. Настоящая героиня. Храбрая, заставляет семью взглянуть на мир своими глазами.

Джонни шикарный. Умеет танцевать. Добрый. Заботится о друзьях. Мужчины ДОЛЖНЫ быть такими. Потрясно целуется. Капец! Вот уж кто знает, как нужно смотреть на женщину. И танцевать. Вроде актер занимался балетом.

Любовная линия: первая любовь. Невзгоды и испытания. Притяжение противоположностей. Химия между героями, тут без комментариев.

А затем ручка выпадает из ее руки, она покачивается, склоняется в сторону, откидывается на стену – и ложится головой мне на плечо. Уснула. Вырубилась с концами.

Становится жарко. Душно до ужаса.

Руки сжимаются.

Так близко.

Она так близко!

Надломленная.

Пылкая.

Только моя.

Господи, как же я этого хочу!

Она придвигается ближе, совсем чуть-чуть, и ее голова падает мне на грудь. Фильм заканчивается: все танцуют, и Джонни ловит Бэби в прыжке. Начинаются титры, но я едва ли обращаю внимание: что уж, едва ли дышу, потому что минуты идут, а Ава спит, и мне страшно пошевелиться, страшно лишиться тепла ее тела и приятного запаха волос…

Медленно двинувшись, я касаюсь их, скольжу пальцами по подбородку. Такая хрупкая! Нежная. Заправляю прядь за ухо, вспоминая прошлый год, вечеринку Ченса и… то, что там случилось. Я так злился – и на себя, и на нее; смотрел, как они танцуют, и сходил с ума, представляя большее. Она принадлежала ему – и я, конечно, мудак, но ни за что бы не поступил так со своим лучшим другом.

Я глажу ее по затылку, скольжу к нежной коже на шее…

– А? Что я пропустила? – Она вздрагивает, трет лицо и отодвигается от меня.

Мгновение проходит.

Я опускаю руку. Не могу смотреть на нее, а потому пялюсь в ноутбук.

– Да блин! Я что, проспала концовку? – отдувается она.

Выдыхаю.

– Не судьба, Тюльпан.

И я не только про фильм. Пора заканчивать с этим цирком.

Она раздраженно стонет.

– Блин! Это все школа, работа и Тайлер. Вымотали меня… – Ее перебивает звонок. – И библиотека через пятнадцать минут закрывается! Мы даже фильм обсудить не успели! – Она встает, уперев руки в бока, и расхаживает по тесной комнатушке насколько может. – Что делать будем? – Она проверяет время на телефоне. – Уже почти десять, общежитие скоро закроется…

Я наконец нахожу в себе силы двигаться и тоже встаю.

– Пойдем, провожу тебя до машины. Обсудим фильм на уроке.

Она хмурится, но собирает вещи.

– Можем сесть на лестнице у фонтана, там довольно светло, так что…

– Нет.

– Почему? Я проснулась. Потом позвоню Уайетту, он мне откроет…

– Нет.

Она замолкает и смотрит на меня. Но я – камень. Гранит. Без вариантов.

– Понятно, – говорит она. Горбит плечи.

Я убираю ноут в рюкзак и собираю оставшийся за нами мусор. Ава наблюдает за мной.

– Злишься, что я уснула?

– Мне просто надо идти, стипендиаточка.

Она поджимает губы.

– Могли бы и в звонке посмотреть, блин!

Но она говорит это мне в спину, потому что я выхожу и придерживаю перед ней дверь. Наши взгляды встречаются. В ее глазах – бушующее море. В моих… Черт! Холод, надеюсь.

Коротко выдохнув, она выпрямляет спину и проходит мимо. Обдает меня ароматом ванили, и я вдыхаю его в последний раз.

– Меня ждет… Дейн.

Я не вру: он действительно уже несколько раз написал, спрашивая, где я. Он дома один, а я не ответил, и это на меня не похоже.

Она не отвечает, и я иду следом, выдерживая расстояние. Вместе мы спускаемся на первый этаж, минуя других студентов. Она шагает уверенно, с высоко поднятой головой – чувствуется, что здесь ей самое место. В отличие от «Кэмдена», где она чередует ядовитые ремарки с грустным изгибом плеч.

Она мельком улыбается какому-то парню, и тот смотрит ей вслед, разглядывая задницу. Испепелив его взглядом, я догоняю ее и встаю рядом.

Мы выходим на улицу, проходим мимо фонтана и идем по парковке к машине в абсолютном молчании. Открыв дверь, она кидает рюкзак на пассажирское кресло, ставит ногу в машину, но вдруг оборачивается. Резко вдыхает.

– Что вдруг случилось? Ты же сам напросился! Сам хотел посмотреть фильм вместе. Почему ты такой мудак? – В ее глазах вдруг отражается удивление; потянувшись, она кладет мне руку на грудь. – Нокс, тебя трясет… В чем дело?

Ее ладонь ложится прямо на сердце. Чувствует ли она, как оно бьется?

Во рту сухо. Я часто моргаю. Такое ощущение, что вот-вот отключусь.

Мы смотрим друг на друга. На улице тепло, ее рука обжигает, и по телу бежит электричество. Я думаю: «Может, если вновь и вновь тешить себя иллюзиями, они превратятся в реальность?» Но она не моя. Не моя, не моя, не моя.

Мне нужно думать о себе. О Дейне. О футболе.

«Какая же у тебя хреновая жизнь!» – шепчет в глубине души мрачный голос, невесело усмехаясь.

Если бы я подошел к ней до Ченса…

Если бы…

Я резко отступаю, а она смотрит на меня с растерянным удивлением. Трясет головой.

– Нокс?

Перевожу взгляд под ноги. Знакомый стыд захлестывает, впивается в сердце и разрывает его на куски.

Я