– Тише, – прохрипел кто-то мне на ухо. – Не. Двигайся.

Это был Майлс Мейсон. Парень, на которого я вообще не обращала внимания. Он был на пару лет младше меня, и у него была репутация плохиша. В нашей старшей школе за ним закрепилось слава дебошира – конечно, его оставили на второй год из-за постоянных отстранений от уроков. На наказаниях он проводил больше времени, чем на уроках. Я просила ребят помладше держаться дальше именно от таких, как Майлс Мейсон.

И вот он бросился на меня сверху. Защищал.

Я лежала неподвижно, притворяясь под Майлсом мертвой и стараясь не думать о том, почему не чувствовала своих ног. Чуть приоткрыла глаза, взглянула из-под ресниц и поняла, что мы рядом с женской уборной. Внутрь вошла пара ботинок, …… ботинок.

Несколько минут назад я оставила там Сару и Ли.

Я задержала дыхание и постаралась не разрыдаться, когда снова услышала выстрелы.

А потом повисла тишина.

Следующий разговор изменил мою жизнь.

– Что это? – Это был его голос. – Цепочка с крестиком? Кто вообще носит такие уродливые цепочки с крестиком?

– Я.

Голос прозвучал сильно. Не с дрожью или напуганно. И я поняла, что это Сара. Должна быть она. Это могла быть только Сара.

– Ты? – спросил он.

– Да. Он мой. Можно мне его вернуть?

– Думаешь, Иисус сейчас присматривает за тобой?

– Да.

Бах. Бах.

Следующие минуты похожи на размытое пятно. Раздались крики, грохот, шаги, Майлс шептал мне, чтобы не двигалась. Но я все равно не могла. А потом он сполз с меня, сирены, полиция, кровь и «Скорая».

Следующее ясное воспоминание – я проснулась после операции. Рядом были мои родители и младшая сестра, Тара, они обнимали меня и плакали, а доктор сказал, что мне попали в позвоночник и я, возможно, больше никогда не смогу ходить.

Но со своими чувствами мне пришлось справляться позже. Сначала я должна была всем рассказать, что слышала. Должна была знать, что случилось с Сарой, потому что надо было извиниться.

– Сара Макхейл? – спросил детектив, пришедший на допрос. – К сожалению…

Ему не пришлось заканчивать предложение.

Но я слышала последние слова Сары. Она храбро и дерзко заявила о своей преданности Богу. Всего несколько минут назад я пристыдила ее за то, что она вела себя совсем не по-христиански, но потом она противостояла этому монстру, использовала последние минуты своей жизни, отказываясь отречься от веры. Мне бы, наверное, на такое не хватило смелости.

Я всем рассказала о том, что сделала Сара. Полиции, ее родителям, нашему священнику. И рассказала им про героя Майлса, от которого я такого не ожидала. И с того дня поклялась никогда никого не судить. Христианин не должен быть таким. Не этого хотел от меня Бог.

Впервые за несколько месяцев я наконец-то обрела ясность. Да, моя жизнь перевернулась, и я должна была научиться соответствовать этой новой реальности, но мне казалось, Бог снова меня вел. Я знала, чего Он хотел от меня. И понимала, что первый шаг – простить. Простить себя за то, какой была, как в последний раз повела себя с Сарой, и простить парня, который выстрелил в меня, потому что моя злость на него ничего не изменит.

Только Келли Гейнор мне было сложно простить.

Вскоре после стрельбы она начала рассказывать, что найденная полицией в женской уборной цепочка с крестиком принадлежала ей. Что это она разговаривала с ……. Не знаю, зачем она врала. Но ей никто и не поверил. Келли была злым, грубым человеком, который, насколько я знала, ни разу не бывал в церкви округа Вирджил. Поэтому ее попытка забрать это у Сары, забрать у нее последние минуты ее храбрости…

Я не желаю Келли Гейнор ничего плохого. Но не хочу иметь с ней ничего общего. И я надеюсь, она каждый день думает о своей лжи и сожалеет.

Понимаю, нет никакой логики в том, что я смогла простить парня, выпустившего пулю в мою спину, но не Келли. Возможно, это из-за того, что я уже плохо к ней относилась, а она только доказала мою правоту. Возможно, дело в том, что ее вранье выставило мою веру на посмешище и попыталось разрушить настолько значимый для меня момент. Возможно, дело в том, что она страдала точно так же, как и я, как и другие выжившие, но все равно осмелилась выдумывать истории и что-то забирать у погибших.

А возможно, к тому моменту, как я поняла, что она делала, во мне уже не осталось прощения.

Тот парень выстрелил в меня случайно. Он меня не знал. Был младше меня, и сомневаюсь, что мы ходили на одни уроки. Он просто облажался и разозлился, а я оказалась там. Но поступок Келли кажется мне личным. Она попыталась что-то отобрать у Сары. Поступок Сары возродил мою веру, стал светом во тьме после стрельбы, поэтому мне казалось, что она забирала это и у меня.

Уверена, Бог хотел бы, чтобы я ее простила. Уверена, именно это я и должна сделать. Но я пока не могу. Я несколько недель лежала в больнице. Окончила школу, занимаясь физиотерапией и стараясь привыкнуть к новой жизни на колесах. Честно говоря, мне кажется, период адаптации больше сказался на родителях, чем на мне. Не скажу, что было легко или что я совсем не расстраивалась, особенно в первые несколько месяцев. Но я жива. Бог за мной присмотрел, и я понимала, что не должна принимать это как должное. Я наконец поняла, что у Него имелся план, и я являлась его частью.

Помимо этой борьбы после стрельбы со мной произошло много всего хорошего. Во-первых, мы с Логаном сошлись. Он каждый вечер навещал меня в больнице, тратил на дорогу по часу туда-обратно, только чтобы увидеться со мной после работы. К концу лета мы обручились. А в следующем году на День святого Валентина, за месяц до первой годовщины стрельбы, поженились. Спустя полгода я родила красавицу Мириам.

А еще я наконец поняла, чего хотела от жизни. И два года назад подала заявление в школу медсестер. Медсестры в моей больнице обеспечивали мне комфортные условия и помогали оставаться в здравом уме, держали за руку, когда становилось действительно тяжело. Я хочу быть таким человеком. Странно, но, получив ранение, я обрела столь необходимый мне свет.

Не хочу идеализировать случившееся со мной или другими жертвами в тот день. Мне кажется, надо снова повторить, что это было нелегко. И даже до сих пор. Бывают дни, когда я расстраиваюсь, думая о том, что раньше могла делать. Бывают дни, особенно весной, когда я просыпаюсь ночью из-за нахлынувших воспоминаний о стрельбе. Пришлось запретить папе и сестре обсуждать в моем присутствии охоту, потому что я тут же вспоминаю звуки тех выстрелов.

Но в то же время у меня хорошая жизнь. Я часто слышу от людей, что, если бы они прошли через то же самое, если бы оказались в инвалидном кресле, они не смогли бы жить дальше. Но если позволю себе думать о таком, упущу много чего хорошего. Свою семью, будущее и друзей – Ли, Иден, Майлса, Денни и других выживших, которые много значат для меня. В моей жизни столько всего замечательного, что я навечно благодарна.