— Всё ясно, — мама встала, подошла к вытяжке над плитой и, включив её, закурила.

Кухню заполнил сигаретный дым и низкий гул вытяжки. Я сделала бутерброд с сыром и сунула Амелину в руки, которые он старался держать под столом, опасаясь засветить шрамы.

— Я хочу книжки переводить, — сказал он. — Довольно тяжело точно передать идею автора на другом языке.

— Почему? — удивился папа. — Просто берёшь и заменяешь слова. Не вижу проблем. К тому же английский язык очень простой. У нас: зеленая зелень зеленит зеленую зелень. А у них: green green green green green, — папа был настроен шутливо и вникать не хотел.

Амелин же почему-то волновался, хотя я сто раз его предупреждала, что мне не важно, понравится он им или нет. Но ему всё равно хотелось понравится.

— Про зелень немного иначе переводится.

— Да не важно, — отмахнулся папа. — Зелёное и есть зелёное.

— Это только поначалу кажется, что стоит лишь заменить слова. На самом деле, люди на других языках видят мир совсем иначе. К примеру, слово «окно». В русском языке произошло от «ока». Древние люди представляли окно, как глаз дома. А в английском, если вслушаться, «window» — это то место, куда дует ветер, в арабском языке окно — дыра.

Костик так увлёкся, что я вовремя успела заметить, как он по привычке собирается подтянуть рукав, и перехватила его руку.

— Там, в деревне, я хотела вывести из яйца цыплёнка. Костя даже инкубатор сделал, но, к сожалению, ничего не вышло. Яйцо разбилось.

— Только цыплёнка нам не хватало, — рассмеялась мама. — И чего вас в Москву потянуло? Не понимаю. Свежий воздух, солнце, природа. Вас же оттуда никто не гнал? И мы с папой не возражали.

— Ну, вы-то понятно, — сказала я. — Вам лишь бы меня сбагрить.

— Тоня! — мама укоризненно посмотрела исподлобья. — Тебе не стыдно?

Стыдно мне не было, потому что я сказала правду. Это вовсе не означало, что родители плохо относились ко мне, но они чувствовали себя намного спокойнее, когда я была пристроена. Что, на самом деле, было не так-то просто. Три раза они пытались отправить меня в детский лагерь и каждый раз с одинаковым результатом — папа приезжал за мной через неделю и забирал домой.

По правде говоря, моя социальная приспособленность не сильно отличалась от Амелинской, с разницей лишь в том, что его люди сторонились, а ко мне постоянно липли, пытаясь набиться в друзья. Но если Костик откликался на хорошее отношение с благодарностью, то я терпеть не могла тех, кто беззастенчиво вторгался в моё личное пространство, наивно полагая, будто ему там рады.

После того, как с лагерями у нас не сложилось, в дни летних каникул мама стала отправлять меня к бабушке — папиной маме под Тверь. Месяца на два, а то и больше, потому что у бабушки со мной проблем не было. Я всегда умела занять себя, не требовала особого внимания, не привередничала в еде и не пропадала на улице с местными детьми.

Но в этом году я туда не поехала. Из-за Амелина, разумеется. И пока не отправилась к нему в деревню, родителям приходилось мириться с моим присутствием.

— Тоня, ты где? — папа пощёлкал пальцами перед моим носом. — Костя рассказал нам про дом.

— Какой дом? В деревне?

— Ну, ты чего?! — мама покачала головой. — Та усадьба, куда вы зимой укатили.

— Капищено? А что с ним?

— Я сказал, что Герасимов его продает, — Амелин долгим, многозначительным взглядом посмотрел мне в глаза, но я никак не могла сообразить, что он хочет этим сказать, ведь он сам предлагал мне не говорить об этом родителям, когда Герасимов попросил помочь с продажей.

Мама с папой были риелторами и разбирались в подобных вопросах.

— Объект очень интересный, — сказал папа. — Но хлопотный. Такой особняк можно продавать годами. К тому же непонятно, в каком он состоянии. Может, там только полуразрушенные стены и крыша.

— Не только стены и крыша, — сказала я. — Несколько лет назад, когда в доме жил старый хозяин, там знаешь, какая красота была? Под потолком огромные хрустальные люстры, картины везде, камин, пианино.

— А ещё подземные ходы подвалов, — подхватил Амелин. — С семнадцатого века. Или даже раньше. Чтобы от поляков прятаться. Дом уже над ними строили. До Великой Отечественной войны это больница была. Герасимовский дядька его в девяностые почти задаром получил и отреставрировал. Просто потом уехал в Италию и не жил.

— Сейчас Герасимов с Петровым там косметический ремонт делают, — добавила я. — Так что это не какие-нибудь развалины, как ты думаешь. Это очень крутой дом.

— Ну, не знаю, — папа покачал головой. — Нужно на месте смотреть. Оценивать.

— А такой дом дороже, чем квартира в Москве? — осторожно спросил Костик.

Папа расхохотался.

— Разумеется. Если он такой, как вы рассказываете, выйдет очень дорого. Не так много людей, кто вообще способен приобрести его.

Амелин сник. В глубине души он лелеял мечту когда-нибудь купить Капищено. Или чтобы кто-то из знакомых купил, лишь бы оно не досталось чужим людям и туда можно было ездить хотя бы в гости. Ему даже Артёма удалось уговорить посмотреть этот дом в надежде, что он захочет стать обладателем «самого лучшего места на земле».

— А что, если вашему Герасимову его не продавать, а сдавать в аренду? — неожиданно предложил папа. — Лето, правда, уже заканчивается, но шансов сдать намного больше. Никому не охота возиться с содержанием дома, но иметь возможность уехать подальше от города и жить в особняке хотят многие. Хозяева сохраняют за собой право на дом и получают не только средства на его содержание, но и зарабатывают на нём.

В черноте глаз Амелина вспыхнула детская радость, он вопросительно посмотрел на меня, а потом вдруг с подкупающей непосредственностью спросил:

— А вы отпустите Тоню, если мы вместе туда поедем? Ребята давно звали. Там свежий воздух, солнце и природа.

Я изо всех сил пнула его ногу под столом.

Родители переглянулись.

— Почему бы и нет? — сказала мама. — Ещё две недели каникул.

— Я могу вам билеты на поезд по корпоративному тарифу купить, — папа всегда подходил ко всем вопросам по-деловому.

— Я никуда не поеду, — отрезала я.

— Почему? — искренне удивился он.

Ехать до Капищено было далеко, шестнадцать часов на поезде или около девяти на машине. Герасимов с Петровым жаловались на полчища комаров, отсутствие поблизости водоёма, жутко орущих по ночам сов и летучих мышей, залетающих в окна, которые держать закрытыми было невозможно из-за духоты и жуткой вони от краски.

Время от времени Герасимов звал нас к себе, но всякий раз я находила предлог, чтобы отказаться. И даже зная о том, что Настя с Якушиным собираются со дня на день отправиться туда на машине, я не стала говорить об этом Амелину. Потому что он обязательно стал бы уговаривать поехать с ними.