Вокруг озера деревья могучие и высокие, почти всем за сотню лет, такие же и в лесу, но здесь на берегу нет валежника, трухлявых пней, распавшихся от дряхлости стволов…

Такое впечатление, что лес медленно, столетие за столетием сжимает кольцо вокруг этого озера. Люди, конечно, помогли бы быстрее, но и без них лес избавляется от странного образования…

Я присмотрелся к тому месту, где ручеек сбегает в воду, странное ощущение, что не вливается, перемешиваясь, а растекается поверху, словно ниже вода другого состава, а то и вовсе не вода, а прозрачное масло.

Хотел присесть на корточки, но сразу же предостерегающий холодок напомнил, что это зря, я отступил на пару шагов и начал всматриваться.

Солнце в зените, лучи просвечивают на большую глубину, хотя дна все равно не видно, вроде бы вода чистая, однако почему-то чудится, будто там проходят некие волны, сгущения, непонятные образования, словно проплывают клочья тумана…

Холодок коснулся лба и медленно потек к затылку. Еще не близкая опасность, но все-таки я медленно отступил на пару шагов. Озеро все такое же плотное, словно густое масло, абсолютно неподвижное, буквально мертвое…

К берегу медленно пошла волна, приблизилась вплотную и начала подниматься по склону.

Я охнул и уже не отступил, а отбежал. Волна остановилась, появились продолговатые впадины, но все так же соединена с озером… Эта жидкость начала оформляться в человеческие тела, что медленно шевелятся, пробуют подниматься, падают, снова поднимаются, движения их становятся все более правильными и осмысленными.

Сам не знаю, как выдернул меч из ножен, меня тряхнуло от страха и омерзения, что-то слишком отвратительное в этих людях из озера, словно они из слизи – так политкорректно, а если проще, то из соплей, – уже не прозрачные, а белесые с прожилками внутри, то ли это хорда и зачатки нервов, то ли длинные болотные черви…

Они полезли на берег, некоторые срывались и сползали обратно, остальные выбрались и пошли на меня, безликие и безглазые твари, руки вытянуты вперед, и вот теперь холод растекся по моему телу всерьез.

Я отпрыгнул и с силой ткнул одного мечом, клинок вошел в тело с такой легкостью, что я едва не упал следом. Выдернул меч так же просто, а в месте глубокой раны на пару секунд оставалась дыра, что сразу же затянулась.

– Ну да, – сказал я, – а как же…

Острие меча рассекло голову, обе половинки начали было разваливаться, но затем с усилием сомкнулись. Я отскочил, избегая протянутых рук, ударил мечом наискось.

Срубленная голова слетела, туловище остановилось, но через несколько мгновений на плечах поднялся горб, оформился в голову, и на меня взглянули страшные мертвые глаза.

Теперь человек из озера выглядит чуть мельче и тоньше, а срубленная голова сперва было чуть не впиталась в землю, но затем из нее с огромными усилиями сформировался маленький человечек.

Мне это показалось таким диким и противоестественным, что я дал здоровенного пинка, зашиб пальцы на ноге, однако мелкий разлетелся маслянистыми комьями и, уже не пытаясь восстанавливаться, впитался в почву.

Остальные обогнули нас и слепо идут к дереву, где, как я понимаю, много белковой пищи. Ротильда дико верещала и отмахивалась горящей веткой. Мелкие угольки, попадая на тела этих существ, заставляли их поспешно отступать.

Я прокричал:

– Молодец!.. Они почему-то огня боятся!

Мелькнула мысль, что легко бы загасили огонь своими водяными телами, но, видимо, у них достаточно чувствительные нервные окончания, а любое живое существо избегает боли…

Я рубил, рассекал тела, иногда просто пополам, но сразу же получалось два водяных человека, более шустрых, но если разбить или разрубить их тоже, то ниже этого предела уже не восстанавливаются, что вообще-то хорошо, иначе бы могли стать властелинами природы, потеснив даже нынешних королей – муравьев…

Со стороны дуба крик Ротильды становился все отчаяннее. Ее уже прижали к стволу дуба, она едва успевает тыкать в их лица дымящейся веткой. Я пробился к ним и, поддев носком сапога горящие угли, швырнул им в спины.

Озерные люди в корчах падали, катались по земле, Ротильда вырвалась из их кольца, но не стала удирать, а подхватила горящее с одного конца полено. Я еще пару раз швырнул угли, используя сапог как катапульту, затем начал зачерпывать на широкое лезвие меча и швырять веером.

Существа из странной жидкости впервые начали издавать какие-то хлюпающие звуки, отступили и начали пятиться обратно к озеру.

– Что за твари? – прокричала Ротильда в ярости. – Откуда они?

– Из озера, – ответил я, чем разъярил еще больше, – нравятся?

– Что за мерзость!

– Зато у них единство цели, – похвалил я. – И вообще… коллектив!

– Чего?

– А еще они, – крикнул я, – наверное, вообще не воюют… друг с другом.

Она заорала, некрасиво перекосив рот:

– При чем тут… Надо удирать!

– Кони еще не отдохнули, – напомнил я. – А эти морды уже уходят…

Те новые, что выходили из озера, поворачивались и возвращались в воду, а обожженные раскаленными углями с жалобными воплями, хромая и постанывая, продолжают пятиться, глядя в нашу сторону мертвыми глазами.

Я потрясенно смотрел, как они, ступая в озеро, не погружаются, а просто превращаются в воду, то есть прозрачный водяной столбик, поблескивающий на солнце, опускался к поверхности достаточно быстро, но все-таки я успевал понять, что в это время происходит некое превращение… или воссоединение с единой структурой общего организма.

– Интересно, – проговорил я, – они разумны? Не была ли это попытка достичь бессмертия таким путем?..

Она прошипела зло:

– Вы не рехнулись, сэр Ричард? Вас по голове ударили?

– Я энтомолог, – сообщил я. – Интересуюсь этими гербариями… А вам разве неинтересно?

Она брезгливо передернула плечами.

– Как такая мерзость может быть интересна?

– Я странствующий рыцарь, – сообщил я гордо, – что мне дворцы и балы всякие, там только бабы, да и то одинаковые, а здесь даже драконы и то разные! И сколько вот подобных существ?.. Это ж какая радость встретить, а потом хвастаться, другие даже не видели, а я вот – да!.. Это не то, кто сколько баб сумел уломать.

Она посмотрела на меня с отвращением.

– Как вы все примитивно упрощаете!.. Не бабы, а леди, и все мы разные. Это мужчины одинаковые, и у всех одно на уме…

– Да? – спросил я с интересом. – Что у меня на уме?

Она посмотрела исподлобья, буркнула:

– Все равно соврете. Ладно, кони уже отдохнули… я думаю.

В ее голосе ощутилась некая пауза, словно давала мне возможность возразить, но я по своей мужской тупости и нечувствительности ответил с готовностью: