нужного мне суда и открываю форму отправки искового заявления на развод.

Я больше не могу.

Две с лишним недели спустя я смотрю на судебное извещение с датой заседания и не понимаю собственных чувств, словно нахожусь под колпаком смятения, закрывшим меня от любых переживаний. Вместо боли, страха и сумбура в мыслях – рассудительная пустота. Нет ни облегчения из-за приближающегося финала нашим с Антоном отношений, ни тягостных сомнений об уже сделанном. Я просто еще раз проговариваю про себя дату, стараясь припомнить, есть ли у меня в назначенный день занятия в институте. Кажется, нет.

Отложив на тумбочку надорванный конверт и его содержимое, я опускаюсь на пуф, не доверяя ослабевшим ногам. Стягиваю сапоги, разматываю толстый вязанный шарф и снимаю шапку и пальто, не ощущая влажности, пропитавшей шерсть растаявшим снегом. Не вспоминая о необходимости просушить верхнюю одежду, машинально убираю вещи внутрь шкафа и иду прямиком в ванную.

Я не хочу ни о чем думать.

Сегодня был очень тяжелый и долгий рабочий день. А еще сегодня выпал первый снег, но, наверное, впервые я ему не рада.

Мне жутко холодно. Тело как будто продрогло до самых костей, хотя на улице лишь легкий минус, не страшный для одетого по погоде человека.

Сил нет. Я раздеваюсь долго и раздраженно, с трудом стаскиваю с себя кашемировую водолазку, пару раз испытывая иррациональный страх запутаться в ней навсегда.

Наконец, я неуклюже забираюсь в ванну и включаю воду погорячее. Встав под душ, выдыхаю с облегчением и радостью, еще продолжая дрожать теми частями дела, до которых теплые потоки водопада добираются медленнее всего.

Линейного течения времени больше нет. В ушах блаженной музыкой звучит разбивающаяся о меня и кафель вода, внутри нарастает согревающее, обволакивающее тепло. Клонит в сон, но я упорно стою на месте, а потом, окончательно устав, усаживаюсь на чугунное дно и просто дышу. Вместе с горячей водой в слив утекает растопленный лед.

Не знаю, сколько минут (часов?) спустя я выбираюсь из облаков густого пара и, закутавшись в длинный и пушистый махровый халат – лучшая покупка в моей одинокой жизни, – прохожу через коридор в гостиную. Мелькает мысль вернуться за оставленным где-то у порога телефоном, но желания дергаться на вспыхивающий из-за входящих сообщений, уведомлений и прочего экран у меня нет – только отвращение к контактам с внешним миром. Лучше забыть о мобильном до завтрашнего утра.

С усталым вздохом я падаю на разобранный диван и подтягиваю к себе одеяло. Тело благодарно расслабляется, глаза медленно затягивает приятной пеленой сна, и я с облегчением засыпаю, не представляя, который сейчас час.

В действительность меня выбрасывает резко и болезненно. Сама не понимая отчего, я подпрыгиваю на постели и потерянно хлопаю глазами, пока мозг, переживший мини-землетрясение, приходит в рабочее состояние. Наконец я слышу чересчур громкую и пронзительную трель дверного звонка, омерзительно бьющую по нервам даже сквозь вязкий гул в ушах и голове.

В комнате, естественно, глубокая темень, несмотря на незакрытые шторы и тусклый свет уличных фонарей. В дверь снова звонят, и я перепугано вздрагиваю, сползаю с дивана на трясущихся после недостаточно долгого сна конечностях и с опаской иду к двери. Теперь мне искренне жаль, что ранее я не взяла с собой телефон: незнание точного времени и возможной личности визитера уверенности не прибавляет ни на грош.

В прихожей я наощупь нахожу выключатель и, щурясь от ударившего по глазам света, добираюсь до двери, в которую уже с явным усилием стучат кулаками. Такое рвение неизвестных гостей пугает до дрожи. Раньше я могла позвать Антона, вдвоем ночи кажутся безопаснее, а что теперь?

К глазку я прикладываюсь с большим опасением, но, рассмотрев пришедшего, замираю с распахнутым от удивлением ртом. Дверь снова содрогается под щедрым ударом, и я, запоздало очнувшись, открываю замки.

– Вера! – радостно восклицает Антон и расплывается в странной, слишком щедрой для него улыбке. – Почему не открывала? Я стучу, стучу…

У меня невольно приподнимаются брови в качестве единственного возможного ответа. Слова находятся не сразу, я молча отступаю, когда Антон шагает вперед и с грохотом закрывает за собой дверь.

– Тише ты, – шикаю я. – Люди спят. Ночь на дворе. Наверное…

– Прости, – шепчет Антон виновато и выставляет перед собой руки, как образцовый арестованный. – Случайно.

Я кошусь на него с подозрением, но снова ничего не говорю. Сознание работает с паузами, никак не получается сообразить, что сейчас происходит. К счастью, я натыкаюсь взглядом на телефон, лежащий на тумбе вместе с извещением, и хватаюсь за него как за соломинку.

Время. Я наконец-то узнаю, вечер ли еще или уже ночь.

– Полтретьего!.. – Мое возмущение соразмерно относится как к бесцеремонному визиту Антона, так и к собственному организму, решившему отрубиться без моего на то позволения. – Ты что здесь делаешь так поздно?

В ответ мне достается беспечное пожатие плеч, а затем недовольный вопрос:

– А ты не рада, жена? – Взгляд синих глаз устремляется к тумбе с письмом от суда.

Глава 18

– Антон…

– М? – не спрашивая и не церемонясь он подхватывает извещение и, покрутив то в руках, поднимает на меня тяжелый взгляд. – Получил сегодня приглашение. Обидно, что сообщить мне заранее ты не удосужилась.

– Я говорила тебе, – замечаю я осторожно, продолжая присматриваться к странному поведению Антона. – Давно уже.

Он усмехается.

– Действительно. А как подала заявление на развод, так решила не общаться вообще?

– С чего ты взял? – Я непонимающе хмурюсь и не пытаюсь возразить, когда Антон порывистыми движениями стягивает с себя куртку и снимает ботинки; его качает из стороны в сторону, хотя и не очень заметно. – Ты что, выпил?

– А что, нельзя? – отзывается он язвительным тоном и с нарочитой небрежностью кидает куртку на пуф, а затем двигается вперед, ко мне. – Может, ты запрещаешь?

Неосознанно я отступаю. В полумраке прихожей фигура Антона кажется непривычно крупной и тяжеловесной, давящей. Серьезное, словно ожесточившееся выражение лица настораживает, отчего я, кажется, впервые, испытываю в присутствии мужа что-то похожее на страх перед неизвестностью. Такого Антона я не знаю.

– Я не могу ничего тебе запрещать, – вырывается у меня сиплый ответ.

– Ну конечно. Ты ж и не жена мне почти. – Его рот кривится в злой усмешке. – Это я только сегодня в почту заглянул, а ты у нас уже полмесяца, считай, свободная женщина.

– Антон… – В моем голосе отчетливо звучит предостережение, но безрезультатно.

Предусмотрительно отойти подальше или хотя бы своевременно увернуться от упершихся в стену по бокам от меня мужских рук, не получается. Я застываю,