и сама этому удивилась. Через пару часов она уже легко называла все буквы, да и писала. Они, правда, получались не такими ровными, как у Кристины, но угадывались точно.

– Хм… – Кристина недоуменно посмотрела на результаты ее трудов. Как она ни старалась ее запутать, Эни все сделала правильно. – Ты точно не училась раньше?

– Точно, – заверила Эни. Она сама была порядком удивлена.

– Ну-ка, давай проверим… Запомнишь этот знак?

Кристина показала витиеватый символ с листка, исписанного буквами чужого языка, а потом спрятала его за книгу. Эни вывела плавную закрученную линию, подумала и добавила второй знак, который заметила краем глаза. Кристина сравнила ее работу с оригиналом и изумленно воскликнула:

– Вот это память! Да уж, недолго мне придется тебя учить… Слушай, ты точно служанкой работала? Если у всех служанок такие способности, надо срочно что-то делать.

Эни смущенно отмахнулась. Она не понимала, как это у нее получается, но знаки действительно запоминались легко. Писать тоже оказалось не очень сложно – с непривычки рука сильно напрягалась, но шла плавно.

– Проверим завтра, – сказала Кристина. – Вдруг за ночь у тебя из головы все выветрится.

После урока они вышли на улицу. Кристина провела Эни вокруг дома, показав, как, что и зачем устроено. Потом вернулся Юст и сообщил: на границе все более или менее в порядке, но Йорана до ночи ждать не стоит. Они поели втроем, и мальчик вызвался научить Эни обращаться с виелой.

– Думаю, будет примерно как с буквами, – сказал Юст, беря инструмент. Кристина за столом то и дело восхищалась памятью Эни.

– Почему? Разве тут то же самое?

– Нет, просто способности незаметны ровно до той поры, пока не придется их проявить… Виелу держат вот так.

Эни неуверенной рукой взяла инструмент и положила его на плечо, а в другой судорожно сжала смычок.

– Не бойся, виелы не кусаются, – хмыкнул Юст, снова перейдя на «ты», и заставил ее приподнять локоть. – Так. Проведи по этой струне.

Эни почему-то затаила дыхание. Юст поторопил ее, она опустила смычок на струну и потянула его назад. Раздался громкий, пронзительный звук, заставивший сердце заныть.

– Теперь по этой. Попробуй каждую. Зажми здесь… Повтори.

Эни делала все, что он говорил. Каждый новый звук, похожий на протяжный крик, холодил ее изнутри, и руки немели от страха.

Она не понимала, что с ней творится. Звуки не были неприятными, и, судя по реакции Юста, она пока не сделала ничего неправильно. Но почему-то все внутри ее хотело кричать.

– Я понимаю, – неожиданно сказал Юст и ободряюще улыбнулся. – Сейчас неприятно и тяжело. Просто нужно продолжать, и это пройдет.

«Почему неприятно?» – хотела спросить Эни. Не могло быть так, что каждый проходит через это, прежде чем начать играть. До сих пор ни один звук не вызывал у нее таких ощущений. Тогда в чем дело? Откуда Юсту знать, что она чувствует?

– Зажми эту струну, – сказал он. – Так. Теперь закрой глаза и сыграй как хочешь. Зажимай любые струны или не трогай их совсем. Не думай, как правильно. Делай так, как получится.

Сидя с закрытыми глазами, Эни слушала тишину. Потом она снова увидела окровавленное лицо Диоса из своего сна. Рука онемела еще сильнее, но воспоминания о музыке все-таки заставили ее двигаться.

Эни убедила себя, что ей снится сон. Сон, в котором у нее так легко рождалась мелодия, и неважно, откуда она бралась.

Рука сама повела смычком по струнам. Звуки нехотя слились в мелодию – пусть прерывистую и неуклюжую, но все-таки это была музыка.

И каждая нота разрывала душу Эни надвое.

Глава 8

Жизнь в Предгорье и правда оказалась очень спокойной – во всяком случае, для Эни. Труднее всего было привыкнуть к тому, что теперь ей не надо работать с утра до ночи. Дни неожиданно оказались очень длинными. Дел хватало, но Эни привыкла работать руками, а не головой, и перестроиться было непросто.

Она занималась с Кристиной чтением и письмом, что продолжало даваться ей легко – уже через неделю удалось взяться за книгу. Читая легенды, знакомые по рассказам Лирди, Эни чувствовала себя странно: с одной стороны, все повторялось почти слово в слово, с другой – в письменной форме знакомые сюжеты казались совершенно иными. Они звучали в голове ее собственным голосом, будто теперь она сама рассказывала их, и вызывали новые мысли и образы.

Но куда больше, чем само чтение, ей нравился процесс учебы. Поэтому она захотела выучить еще и чужой язык – те сложные символы, которые попались ей на глаза в первый день в библиотеке. Оказалось, их написал Юст.

– Что это за язык? – спросила Эни, застав его за письмом.

Юст нехотя оторвал взгляд от наполовину исписанного листа.

– Это эвендинский.

– Э… эвендинский? – Эни чуть не выронила книгу из рук. – Зачем он тебе?

– На нем написано много полезного.

– О магии? – догадалась Эни.

– А еще из людей его мало кто понимает. Что тоже иногда полезно.

Он продолжил писать. Эни с минуту наблюдала за ним, а потом решилась. В конце концов, если Юсту можно, то почему ей нельзя? Одно дело – эвендины, а другое – их язык. Да и Йоран, как она помнила, пристыдил торговца, когда тот скрыл происхождение виелы. По всему этому выходило, что в вещах, созданных эвендинами, нет ничего плохого.

– Я тоже хочу его выучить, – сказала она. – Есть какая-нибудь книга об этом?

Юст не стал задавать вопросов. Он куда-то ушел и вскоре вернулся со стопкой потрепанных листов.

– Вот по этим записям можешь учиться. Учебников нет. Понимаешь, наверное, что люди не горят желанием изучать эвендинский.

– Но Гении ведь учат? – спросила Эни, принимая листы.

– Не все. Многие уверены, что знают и умеют куда больше эвендинов. А потом расплачиваются. – Юст невесело усмехнулся.

Эвендинский язык оказался гораздо сложнее, но изучать его было очень увлекательно. Глядя на азарт Эни, даже Кристина начала пытаться повторить необычные символы.

Кроме всего этого, Эни регулярно упражнялась в игре на виеле. Юст был прав: со временем становилось легче, но Эни продолжала испытывать странные ощущения. Ей нравился процесс, хотя сплетение звуков, которое у нее получалось, можно было назвать музыкой лишь с большой натяжкой. Кристина, однако, ее хвалила.

– Серьезно, для новичка у тебя получается очень неплохо, – убеждала она. – Уж поверь мне, меня учили музыке почти всю жизнь. Чтобы играть так, как ты, обычно нужен минимум месяц, и то с учителем.

Эни думала,