что она ее утешает, хотя игра, подобно чтению, не представлялась ей чем-то сложным. Да, у нее получалось неважно, но Эни слышала музыку, понимала ее и в глубине души осознавала: она способна приручить инструмент, договориться с ним и выпустить те мелодии, что роились у нее в голове. Сначала Эни была уверена, что это воспоминания о королевском приеме и игре Юста, но когда Юст по ее просьбе сыграл снова, она убедилась, что музыка совсем не та.

Робкие мечты Эни о том, что она небезнадежна, вскоре подкрепились более авторитетным мнением.

Йоран, как и обещал, нанял учителя, и в дом через день стал приходить Родрик. Он жил в деревне, но почему-то не захотел говорить, как там оказался. Высокий, с коротко остриженными черными волосами, неимоверно худой и угрюмый, этот человек выглядел не особо симпатичным, но, как и Юст, совершенно преображался, стоило ему взять в руки виелу. Играл он просто бесподобно. Эни понимала: в деревне этому не научиться, тем более что у обычного деревенского жителя никогда не хватит денег на инструмент. А виела у Родрика, заверил Юст, была очень даже неплохой, хотя и уступала эвендинской.

Эни не стала настаивать, когда поняла, что Родрик не настроен на разговор. Он казался запуганным и на первом уроке вел себя так, словно с минуты на минуту ждал нападения. Однако, убедившись, что с Йораном он не пересечется и будет иметь дело лишь с Эни, заметно успокоился.

Родрик толково объяснял ей нотную грамоту, ставил руку, давал упражнения, просил повторять мелодии за ним и даже просто записывать их нотами на бумаге. Это было для Эни сущим мучением, но Родрик уверял, что без этого музыку не познать.

– Вы несомненно талантливы, – говорил он. – Но талант никогда не расцветет без мастерства, а чтобы приобрести мастерство, надо потрудиться и обязательно научиться опознавать ноты на слух.

Как-то раз во время урока Йоран и Юст вернулись домой раньше обычного. Родрик вздрогнул всем телом и вскочил на ноги. Однако двери в комнату остались закрытыми, и их никто не потревожил. Но все равно он сильно нервничал.

– Вас же нанял лорд Йоран? – спросила Эни.

– Что? – Родрик растерянно посмотрел на нее. – А… Да, он.

– Тогда почему вы боитесь? Он прекрасно знает, что вы здесь. Иногда спрашивает, как идут занятия. Он всем доволен.

Родрик отвел взгляд и ничего не сказал.

Значит, подумала Эни, Йорана и впрямь боятся. Очень боятся. Настолько, что одна встреча с ним воспринимается как угроза.

О себе Эни такого сказать не могла. Йоран по-прежнему был добр к ней, хотя виделись они нечасто. Оказалось, что в доме есть одно-единственное, но нерушимое правило, причем для всех без исключения: ни под каким предлогом не заходить в комнату лорда ночью. С утра до вечера Йоран пропадал у границы, по возвращении ужинал, потом уходил к себе и становился недоступен. У Эни не было к нему никаких особых дел, и она не могла сказать, что жаждет общения, но все же необычное правило ее смутило. О причинах, побудивших Йорана отдать такой приказ, никто не знал.

Эни невольно подумала о том, что, по существу, ни разу не видела его ночью. Даже тогда, после свадьбы. Ведь в комнате царила кромешная тьма.

– Может, после захода солнца он превращается в кого-нибудь? – предположила она полушутя, когда они с Кристиной прибирались в библиотеке после очередного занятия.

– Зря смеешься! Я дам тебе почитать легенду о симарглах. Это люди, которые могут превращаться в птиц. Точнее, они изначально полуптицы. Жутковатая история, на самом деле, а Юст недавно мне заявил, что лично знаком с одним таким. По его версии, это эвендины поколдовали в свое время.

Эни изумленно приоткрыла рот.

– Так ты правда думаешь, что…

– Нет, – фыркнула Кристина. – Просто вспомнилось к слову. Йоран не любит, когда его тревожат по ночам, вот и все. Не бери в голову. Если очень хочется, попросись к нему: уж жене-то он не откажет.

Но Эни не хотелось. Лорд Йоран, несмотря на его доброту, все еще был для нее чужим человеком, и она предпочла бы, чтобы вопрос исполнения супружеского долга пока не поднимался. Первые ночи в огромной комнате прошли довольно напряженно, но теперь, поняв, что Йорану не до нее и он не явится к ней посреди ночи, она спала совершенно спокойно и не хотела, чтобы это менялось.

Юст тоже вел себя не без странностей. Как и сказал Йоран, застать его дома было сложно. Эни наблюдала за ним и сделала вывод: он приходит, только когда на улице слишком холодно или когда плохо себя чувствует. Иногда мальчик являлся смертельно уставшим, а один раз пришел с глубокой царапиной на руке, из которой на пол капала кровь, но не позволил ей и Кристине даже взглянуть на рану.

– Все нормально, – грубовато бросил Юст, схватил предложенную для перевязки ткань и ушел к себе. Наутро он выглядел вполне бодрым и снова поехал с Йораном.

Эни не раз думала об этом. Неужели Юст спит на улице? Или просто в каком-нибудь доме, малопригодном для житья? Но почему, если тут все к его услугам?

В какой-то момент Эни не выдержала и спросила об этом Йорана.

– Юст немного нелюдимый, – ответил он, подумав.

– Правда? Я не заметила.

– Здесь он чувствует себя не очень уютно. Тут уж ничего не поделаешь.

Где ночует Юст, он так и не сказал. По ночам, если за окном выл ветер и стучал дождь, а Юста не было, Эни содрогалась, представляя, что он мокнет где-нибудь снаружи.

Йоран не настаивал на том, чтобы Эни сидела дома, но от походов в деревню и вообще далеких от дома прогулок просил ее пока воздержаться. По его не слишком внятным объяснениям можно было догадаться, что он опасается, как на нее отреагируют местные жители. Эни это не стесняло: они с Кристиной прогуливались вокруг усадьбы, ходили в лесок неподалеку. Во время одной такой прогулки за ними увязался лурго – маленький лесной зверек, похожий на кошку. У него была серебристо-рыжая полосатая шерстка, смешно торчащие ушки с кисточками на концах и пушистый хвост. Размером он был не больше белки. Поначалу Эни смеялась, видя, как он идет за ними из леса, но когда они зашли за ворота, лурго сорвался с места и ловко прыгнул ей на плечо. От страха Эни вскрикнула и застыла.

– Видимо, он решил перебраться к нам, – сказала Кристина. – Странно: обычно они не слишком дружелюбные.