грузы в Каму. По толщине она чуть потоньше колхозной оглобли. Я приблизился и при взлете грабителя успел ударить под крылом по корпусу злодея. Внутри у птицы что-то отдалось, как будто я стукнул по фюзеляжу «кукурузника».

Какой шельмец! Он и после этого не бросил рыбину и стал набирать высоту. Бедный судак трепыхался в воздухе, пронзенный когтями вора. Я же растерянно стоял на берегу, прощаясь с дорогим уловом. Вдруг я почувствовал, что под ногами что-то сильно дернулось, и в тот же миг я свалился на камни как оловянный солдатик. Это с большой силой злодей вытащил леску из-под моих ног. Вставая, я увидел, что моя рыба с высоты падает в воду, а стервятник с ее внутренностями на когтях полетел дальше, видимо, к своим голодным выкормышам.

Леской я без особого труда я подтянул судак опять к берегу. Теперь он уж точно был мертв. Я заглянул в его мутные глаза. В них застыл ужас от перенесенного испытания. Его живот был в нескольких местах разрезан параллельными поперечными линиями. Это были следы когтей дерзкого хозяина неба. Потрошить судака не пришлось: все внутренности из него подчистую выдрал когтями стервятник.

Дома, приготовляя жаркое из судака, мы опасались заразиться опасным птичьим гриппом. Мы очень тщательно мыли мясо и, как советует главный санитарный врач России, подвергли его сильной термической обработке. От этих процедур оно стало только вкуснее. А гриппа никакого не было: то ли стервятник оказался стерильным, то ли наши предосторожности вовремя сработали.

Если рыбаки спросят, что за леска была на закидушке, то я отвечу: «Сверхпрочная, а крючок – кованый».

Лаишевские были

В 1967 году жена окончила медицинский институт и по распределению начала работать стоматологом в райцентре Лаишево. На субботу и воскресенье я приезжал к ней из Казани, где учился в аспирантуре КГУ. Оба дня мы старались проводить на природе.

И Создатель не обидел красотой это место, и люди сами постарались кое-что сотворить тоже. Село любуется на Каму с крутого правого берега и все утопает в садах. Весной оно кажется белоснежным – все в цвету и аромате. А в пору созревания яблоки в Лаишеве (отменные по вкусу) практически ничего не стоят. Их там никогда не продавали килограммами – торгуют большими ведрами. В то время цена такого количества яблок была ничтожна – всего 40 копеек за ведро, хотя в 60 км от Лаишева, в Казани, 1 кг яблок продавался за такую же цену. Мы с женой блаженствовали в садовом изобилии и пополняли организмы витаминами и полезными солями

Лес, который тянется вдоль всего крутого берега реки до Сорочьих гор и дальше, почти вплотную примыкает к Лаишеву. Он богат и разнообразной древесиной, и обилием грибов. Поздним летом и осенью почти до самых заморозков мы неизменно находили там молоденькие ядреные подосиновики (челыши, по выражению Владимира Солоухина). Их ярко-оранжевая, порой совершенно красная головка держится на белоснежной толстенькой ножке. Глаз нельзя оторвать в осиннике от идиллии, когда видишь там вразброс почти возле каждого ствола красные шапочки грибочков. Подосиновики – это чуть-чуть ухудшенный вариант белого гриба. Хозяйки охотно их жарят, маринуют и сушат.

Если побродить в лесу подольше, то можно набрать и настоящих груздей. Когда срезаешь такой грибочек, окаймленный бахромой, диву даешься, как зарождается такая прелесть в земле. Ощущение такое, будто этот гриб собрал и неповторимые запахи леса, и вобрал в себя всю благодать земли. Подносишь его, как пряник, к носу и балдеешь от аромата, и заряжаешься здоровой энергией леса. Исстари эти грибы солят. Соленый груздь с горячей рассыпчатой картошкой – деликатесное блюдо, питательное и душистое даже глубокой зимней порой.

Весной, в мае месяце, мы часто гуляли в лесополосе, которая была посажена вдовами и подростками еще в годы послевоенных пятилеток и расположилась по другую сторону от Лаишева. Она тоже стала богатой и красивой, как лес. В березняке уже по весне появляются в междурядьях молодые упругие подберезовики, цветом и формой очень похожие на тот же благородный белый гриб. По вкусовым качествам они практически неразличимы.

А в сосенках той же лесополосы влажной весной появляются дружные маслята. Их охотно жарят и маринуют. Мы с женой попробовали и посушить их. Для этого мы нарезали их тоненькими дольками, и, нанизав на нитки, развесили на хорошо продуваемом чердаке. Через неделю мы заглянули на чердак и не поверили своим глазам. От наших грибов остались только тоненькие свернувшиеся шкурки: всю мякоть успели скушать личинки, превратившись в маленьких беленьких червячков. Нас поразило то, что когда развешивали грибы, мы тщательно осматривали каждую дольку и закрепляли без каких-либо подозрений. Случается, оказывается, и такое.

Воды в Каме под Лаишевом – огромное море, но возле берега большое пространство мелководья. Там, где я вижу хоть какую-нибудь воду, по традиции не могу удержаться от соблазна забросить в нее удочку. С помощью хозяина квартиры я соорудил некоторое подобие закидушки-донки и с волнением вышел на лаишевский берег Камы. Своим рыбацким азартом я, видимо, заразил и жену. Она поспешила сопровождать меня и любопытствовать.

После забрасывания снасти мы поочередно держались за оставшийся конец лески рукой: колокольчиков-сигнализаторов у нас не было. Поклевки чувствовались хорошо и рукой. Крупной рыбы на мелководье, как правило, не бывает. Нам попадались сорожки, подлещики и окуньки размером не более чем в мою ладонь. Клевали они довольно охотно. Чтобы сохранить улов живым, я соорудил кукан и на привязи пустил гулять рыбок в воду.

Утолив рыбацкую страсть, мы намеревались уже уходить с берега и делали последние забросы. В момент, когда леску держала жена и вытягивала на берег попавшуюся на ближний крючок сорожку, я обратил внимание, что груз с оставшимися в воде крючками за что-то зацепился в воде. Жена потянула леску сильней и вскоре взвизгнула: последний крючок снасти зацепил пустую глазницу древнего человеческого черепа.. Я вначале подумал, что он не настоящий, а всего лишь муляж. В этих раздумьях я, помнится, успел даже пошутить: к врачам спешат не только больные, но и покойники.

Тем временем жена бросила леску и поднялась на берег. А я подтянул «улов» и стал его внимательно разглядывать. Череп был настоящим. Жена умоляла с берега, чтобы я не трогал его руками. Я послушался и повернул череп палочкой. Жене не понравилось мое разглядывание. Она настойчиво просила отпустить назад пойманную рыбу и идти домой. Я выполнил ее волю и даже снасть с голыми крючками закинул далеко от берега. Мы заторопились домой. Поднимаясь с