Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь я догадываюсь, что в жилах нашей коровы, видимо, была частица крови испанских быков, сражавшихся когда-то на площадях, где проводилась коррида. А два случая из моего раннего детства не только подтверждают это, но до сих пор наводят на меня страх и ужас. Вот один раз уже вечерело, корова пришла из табуна, и бабушка успела ее подоить. Я вертелся во дворе и своей красной рубашкой, наверное, нервировал корову. В один момент я почувствовал позади себя шум ее шагов и сильное сопение носа. От страха я метнулся к воротам. Они были закрыты. Я решил, копируя обезьянок, взобраться по ним на высоту, недосягаемую для коровы. Однако кормилица оказалась проворней и, заключив меня ухватом своих рогов, прижала к воротам. Рога коровы были правильной формы и широко расставлены. Мое жиденькое тело свободно болталось в пространстве между досками ворот, рогами и лбом коровы. Кажется, я громко закричал. Обезумев, выбежала на крыльцо бабушка и, подбежав, высвободила меня из плена. Я потом долго разглядывал ямки в досках – следы коровьих рогов. Эти ямки так и не исчезли с годами.
Допускаю, что корова хотела только попугать меня, не намереваясь причинить мне вреда. Если бы она расставила рога не симметрично по отношению к моему тельцу, мне бы тогда не сдобровать…
А второй раз я, размахивая руками, гнал ее по улице из табуна к своему двору. У меня было прекрасное настроение. Я заигрался, пританцовывая возле коровы. Она, бестия, и здесь улучила момент и застала меня врасплох: я не успел увернуться. Корова, как будто ухватом, рогами и лбом поддела мое седалище и меня вместе с ним водрузила на свой коровий лоб, дав мне возможность помотать в воздухе своими ногами, сидя у коровы на голове и держась за ее рога. Ошалев, я спрыгнул и дал деру к дому. От экстравагантных действий животного у меня ничего сильно не болело. Могу поклясться, что я рассказываю здесь реальные случаи, ничего не придумывая. Допускаю, что корова не намеревалась делать мне больно или плохо. Думаю, что она играла со мной, вспоминая и свое детство.
А третий случай, едва не завершившийся трагически, произошел, когда я был уже в возрасте и учился на третьем курсе университета. В летние каникулы 1964 г. я пароходом сплавал в Самару (г. Куйбышев) в гости к родственникам. Было прекрасное время. Лето благоухало. Целую неделю я любовался городом, прекрасной набережной Волги, живописными окрестностями Жигулевских гор. Тогда же я съездил электричкой на знаменитую гидростанцию, воспетую в песнях. Из любопытства прошел пешком по всей плотине с берега на берег. Расстояние в один конец 5 км. Я любовался мощным инженерным сооружением и гигантской силой воды, вращающей чудовищные турбины.
Там же наблюдал косяки бедных осетровых рыб. Плотина создала им коварную ловушку. Огромные рыбины тыкались мордами в толстенный бетон в поисках прохода в нерестилища в верховьях реки и многочисленных ее притоков, где они сами когда-то появились на свет из икринок. Моя рыбацкая душа была с ними. Я сочувствовал им. Но чем можно было помочь?.. К тому же за косяками наблюдал не один я, а также часовой с автоматом и круглосуточным режимом дежурства. Он охранял эти косяки рыб от браконьеров.
Уезжая из Самары, я получил в подарок от дяди рубашку. Он, не советуясь со мной, выбрал ее сам, откуда-то узнав, что именно такие в студенческой среде стали модными. Рубашка была ярко-красного цвета. Я, кстати, носил ее долго и не без удовольствия.
Каникулы еще продолжались. Я вернулся в родную деревню. А в один погожий денек решил под вечер выбраться на Кичуй – пособлазнять крючками с насадкой любимых с детства голавлей, которых к тому времени в реке осталось очень мало. До самой темноты я ничего не поймал и решил заночевать на Кичуе. Благо рядом с берегом был большой стог душистого сена. Я сделал себе лежанку в основании стога. Пока шевелил и тревожил сено, надышаться не мог его тонким ароматом, какой не вдруг почувствуешь и от самых лучших сортов чая. Хорошо укрывшись от комаров-кровососов тоже сеном, я быстро и крепко заснул. На свежем воздухе, настоянном на аромате сухих и живых трав цветов, я спал тихо и долго.
Наверное, я спал бы и еще, если бы не очнулся от шума и какого-то странного сопения. Я открыл глаза и ошалел от неожиданности: в мою лежанку были направлены рога огромного быка. Он, возможно, вскоре ушел бы от меня и стал продолжать щипать сочную зеленую траву. Но я, спросонку да от неожиданности появления такого пришельца, как-то заерзал в лежанке и обнаружил себя красной дядиной рубашкой. Бык расценил мои полусонные движения как приготовления к бою. Копытами передних ног он стал рыть землю и, сгибая попеременно ноги, стал бросать ее к своему брюху и задним ногам. Тут я сразу почувствовал неладное и ногами стал пытаться найти задний ход из лежанки. А передний выход из нее бык не только успел перекрыть, но стал рогами, как вилами, поднимать пласты сена, выдергивая их из омета.
Вспотев от напряжения, я с трудом проделал ногами ход к отступлению и выскользнул из лежанки. Бык как будто только этого и ждал. Красная моя рубаха мгновенно вскипятила его горячую кровь, и он, подпрыгнув и изогнув горбом спину, двинулся, не разбирая дороги, прямо на меня. Мне ничего не оставалось, как дать деру. Но бежать тоже было некуда: в мягком кустарнике бык с удовольствием бы растоптал меня, еще раньше проколов насквозь рогами. К сожалению, деревьев толстых, таких, чтобы их не свалил бык, рядом не было. Я метнулся к берегу Кичуя, а бык мчался за мной прямо по пятам. Я уже чувствовал на себе его распаленное дыхание. Не раздумывая, на бегу я плюхнулся в воду прямо в одежде и обуви и брассом поплыл на середину реки. Развернувшись в воде, я стал наблюдать за моим преследователем.
Бык, как будто собирался позировать профессиональному фотографу, замер в красивой стойке на самой круче берега. Я чувствовал, что ярость, не затихая, кипела в нем. Глаза его по-волчьи блестели и стали наливаться кровью. Бык находился в большой задумчивости: в отличие от лошадей, отменных пловцов, быки и коровы большой воды боятся. Не будь этой боязни, бык бы, играючи, утопил меня